Я была слишком занята собственными мыслями и судорожной подготовкой дома к приходу ревизора, вздрагивая, когда неожиданно он положил свою ладонь поверх двух моих, прижимая к себе сильнее, отчего я сполна ощутила весь рельеф его мышц под горячей упругой кожей.

— Я запомню эти слова, Иля, и придет день, когда напомню о них.

В какой-то момент он буквально навис надо мной, но это длилось не более нескольких секунд и потому не успело меня изрядно напугать.

Но вот смутило. И очень сильно.

Я только поспешно выдернула свои руки, переминаясь с ноги на ногу в ожидании, когда он благоразумно, но неспеша пройдет к лестнице и поднимется на второй этаж.

И сделал он это очень вовремя, потому что уже спустя пару минут раздался настойчивый стукв окно.

Значит, проходить она не будет, что само по себе уже было прекрасно!

Скорее всего, уже опаздывала на работу и потому ограничится лишь беглым осмотром того,что увидит ее зоркий глаз.

— Илька! Спишь, что ли?

Лишь бы Эдя не проснулся от ее всегда такого громкого голоса!

— Здравствуйте, теть Зин! — Я поспешила к окну, чтобы распахнуть его, второпях натягивая на себя улыбку. — Нет, не сплю.

— А чего заспанная такая? — тут же прищурилась женщина, на что я только неопределенно пожала плечами и чуть отошла в сторону, дабы открыть вид на ту часть дома, которую она могла бы увидеть из окна. Для контроля общего состояния.

— Эдька спит?

— Надеюсь, что да, — многозначительно отозвалась я, понимая, что моих намеков все равно никто не поймет.

Тетя Зина была типичной деревенской женщиной, про которую можно сказать, что она и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет: рослая, широкая, массивная, прямая часто до неприличия, с седыми волосами, собранными сзади в шишку из тонкой косы.

Но она была подругой мамы.

И по-своему я ее любила.

Даже если и предпочитала держаться подальше.

Жизнь в глухом таежном поселке была очень далека от идеала.

Здесь приходилось тяжело работать с юных лет не только мужчинам. А часто именно на женщин и ложилось бремя заботы о семье и родителях, поскольку надежды на мужчин не было: они предпочитали пить и спускать все деньги, заработанные с трудом и потом.

Приходилось быть жесткой и сильной.

Приходилось быть мужиком, который будет тащить на себе и хозяйство, и детей, и престарелых родителей, а еще работать в местном магазине, шугая вечно пьяных и часто крайне агрессивных посетителей.

И я была благодарна за то, что, помимо своих проблем, тетя Зина умудрялась еще присматривать и за нами.

Она была единственной женщиной в поселке, которая не стала смеяться и хихикать над нашим горем, когда мама рыдала и выла, а я была в таком ступоре, что не могла еще долго начать говорить после оглашения решения суда, и в судорожных мыслях, что папа не вернется так быстро, как мы рассчитывали. Мало того, она еще и раздала тумаков всем, кто пытался лезть к нам первое время, отчего люди быстро отстали и решили, что эта новость перестала быть интересной для них.

Хотя я до сих пор не понимала, как они с мамой находили общий язык и какие-то темы для разговоров, потому что мама была полной противоположностью тети Зины.

Именно она нашла меня через пару дней после изнасилования дома, свернувшейся на диване в мыслях о смерти, заставив встряхнуться и начать жить дальше.

Нет, она ничего не знала. Скорее всего, даже не догадывалась, но именно ее слова заставили меня найти в себе силы, чтобы жить дальше.

— Вы теперь с матерью один на один остались! Опора и поддержка друг для друга! Нельзя опускать руки, нельзя лить слезы и ничего не делать, Илька! — говорила она мне в тот день строго, но при этом причесывая и заставляя собраться. — Представь, что вы как две чаши весов. И если ты сейчас сдашься, то весь груз забот ляжет на твою мать! А тогда и она сломается! А что с Эдькой тогда будет? Заберут пацана в соцслужбы и будут пичкать таблетками, чтобы он как овощ стал! А там запихают в психушку и вовсе позабудут! Плакать будете, когда батя ваш вернется! Жив он — и слава богу! Все остальное образуется со временем. А ваша задача — Эдьку беречь и его ждать!

Я до сих пор помнила каждое слово, которое она сказала тогда.

Страшное. Жуткое. Пробирающее до самого нутра. Но правдивое. Без прикрас.

С тех пор больше не было горы немытой посуды, бардака дома и моих слез.

Я знала, что должна выдержать все.

Судя по довольному взгляду тети Зины, общим видом в доме она осталась вполне довольна, но теперь перевела глаза на меня, из-за чего я напряглась.

Только бы не заметила ничего странного во мне!

Я часто слышала о том, что совсем не умею врать и притворяться, а все эмоции написаны на моем лице.

И если медведь мог раскусить меня своим нюхом, то у тети Зины было много опыта, чтобы увидеть то, что я пыталась спрятать.

— Ох и глупая ты, Илька! — в конце концов протянула женщина, для пущей убедительности еще поцокав языком и даже покачав головой.

— В каком смысле? — тут же напряглась я.

— В прямом! Главная красавица на все ближайшие поселки, а сидишь дома как прокаженная! Тебе и краситься не нужно, и одежду красивую искать — достаточно глазища твои увидеть и лохмы белые! Давно бы уже нашла себе городского мужика какого, выскочила замуж, а там бы, может, и матери твоей не пришлось бы горбатиться в столовой в лесу! И Эдьку бы в городе лечили!