В октябрьском воздухе уже чувствовалось едва уловимое дыхание осени. Утро было прохладным, но солнечным, и обещало жаркий день. Еще радостно зеленела листва платанов, но «ладошки» каштанов начинали рыжеть и скручиваться по краям.

Сергей опустился на одну из скамеек, расположенных полукругом перед фонтаном в центре дворика. Раскинул руки вдоль спинки скамьи. Запрокинул голову, подставив лицо лучам восходящего солнца, и прикрыл глаза.

— Досыпаете, юноша? — рядом послышался скрипучий прокуренный голос. — А мне думалось, что двух недель после гастролей более чем достаточно для того чтобы отдохнуть и отоспаться.

Сергей приоткрыл глаза, слегка повернул голову и увидел сидящего рядом главного хореографа театра, вынимающего из серебряного портсигара папиросу, марки, являющейся одним из символов Южной Пальмиры.

— Позволите? — спросил хореограф только для того, чтобы соблюсти приличия. Разрешения Сергея ему явно не требовалось.

— Конечно, курите, — кивнул Истомин. Уточнил: — А я не курю.

— А вам и нельзя, — усмехнулся хореограф, поднося к папиросе огонек длинной спички. — При вашем, юноша, росте и статях нужно иметь здоровые лёгкие. Иначе, ту роль, которую я собираюсь вам предложить в грядущей новой постановке — не вытяните никогда!

Сергей почувствовал, как напряглась каждая мышца:

— Я могу узнать, о какой роли вы говорите?

— Можете, — кивнул хореограф, — и обязательно узнаете! Только чуть позже. Когда соберется вся труппа! — не мудрствуя лукаво, отшвырнул окурок в сторону урны и, к удивлению Истомина, попал точно в неё. Хлопнул ладонями по худым ляжкам и резко встал:

— Кому сидим, юноша? Чего ждем? Пора идти. Нам сегодня предстоит выдержать неравный бой! — и, не оборачиваясь, зашагал к черному входу в театр.

— Меня Сергеем зовут, — юноша быстро шел следом за постановщиком спектаклей. — Истомин фамилия, — решил напомнить.

— Я знаю, — ответил резко хореограф.

Первые ряды партера были заполнены балеринами и танцовщиками. На эту встречу приглашались все. От ведущих исполнителей заглавных партий до тех, кто выступал в кордебалете.

Сегодня главный хореограф не только утвердит или перераспределит роли в спектаклях, которые давно и с неизменным успехом идут на сцене Театра Оперы и Балета, но, возможно, объявит о начале репетиций новой постановки! Этого момента с нетерпением и страхом ждали все.

С нетерпением — потому что вполне возможно именно в новом спектакле кому-то, выступающему на вторых ролях, будет предложено попытаться блеснуть в новой партии. Со страхом — потому как подобного предложения может и не быть. И снова придётся довольствоваться малым, радуясь тому, что тебя не отодвинули к «заднику», что не станешь всего лишь фоном для феерического танца Примы и её партнера.

Головы присутствующих повернулись к проходу, по которому быстро шел к сцене хореограф.

По залу пронёсся шепот, переходящий в откровенно недоумевающие, достаточно громкие фразы.

Балетные не могли взять в толк, с какого перепугу этот мальчишка, который на сцене без году неделя, удостоился чести сопровождать хореографа. Что он такое? Какую роль ему отныне суждено играть в театре? Не станет ли он новым фаворитом у постановщика? Не обойдет ли всех в гонке, именуемой битвой за роль?

Сергей приотстал. Увидел сидевшую слева от прохода Диану. Заметил пустое место рядом с девушкой. Протиснулся мимо балерин кордебалета, которым не пристало красоваться в первых рядах. Сел в кресло:

— Привет, — улыбнулся девушке. — А ты здесь какими судьбами?

— Мстислава велела приехать, — пожала плечами. — Вчера вызвала и сказала, что мне сегодня нужно не в школу, а сюда.

На пару зашикали из передних рядов.

Хореограф стоял на сцене и недовольно смотрел в зал, ожидая полной тишины.

— Итак, друзья мои, — постановщик одарил присутствующих широкой улыбкой, — как всегда, я рад сообщить вам о том, что в этом году гастроли прошли не менее успешно, чем в предыдущем, — довольно потёр руки, — а потому мы, отработав до совершенства спектакли, входящие в репертуар, можем себе позволить включить нечто новое! Нечто, которое, как я думаю, станет не только в ряд со Щелкунчиком и Лебединым, но и, возможно, превзойдет их по успеху у публики! Вы уже догадались, о какой постановке я говорю? — обвел взглядом балетных, все так же хранящих гробовое молчание. Продолжил, так и не получив ответ, на который, впрочем, и не рассчитывал, а только «создавал ажиотаж»:

— Баядерка! Вот какой спектакль я намерен поставить! И думается мне, что нам, друзья мои, удастся превзойти и Петипа, и его любимых танцовщиков!

Зал продолжал хранить молчание, словно ожидая продолжения речи.

— Я, конечно, могу исполнять сразу партии: Одетты, Феи и Китри, для меня это не трудно. Но, в придачу к ним вы хотите, чтобы я начала репетировать и Никию! Это не под силу даже такой выдающейся балерине, как я! — Прима встала и гордо вскинула голову. Нахмурилась, словно о чем-то подумав: — Или вы хотите отказаться от какой-то постановки?!