Людмила сжалась в кресле, вспомнив требование Тимура всегда безоговорочно подчиняться ему. Уже сам факт того, что он решился на объяснение, говорит о том, что Халфин действительно не хочет травмировать дочь сверх меры. В том, что Тимур увезет Лену — Милочка не сомневалась. Как он это сделает? Лучше даже не спрашивать.

— Что там? — Людмила кивнула на пакетик с пилюлей.

— Если тебя интересует состав — я его не знаю, — спокойно ответил Халфин. — Но, как я уже сказал, вреда Лене это не причинит. Да и сам препарат выведется из организма ровно через год. Этого времени будет достаточно, чтобы понять есть ли необходимость в следующей дозе или нет. Главное, чтобы сейчас дочь приняла ровно три дозы с интервалом в два месяца.

— Три? — удивилась Милочка. — Но ведь ты сказал, что кроме этой, — кивок на пилюлю, — я должна дать её еще одну.

— Все верно, — продолжил объяснять. — Первую дозу Лена приняла, когда была у меня во время болезни. Механизм запущен. И если не продолжить вводить препарат по схеме, её гормональная система может взбунтоваться, и тогда результат непредсказуем.

— И какая же это схема? — Людмила и сама не понимала, с какой целью продолжает расспрашивать. Но Тимур, словно не задумываясь, ответил:

— Первый прием. Через месяц, плюс минус три дня — второй. И через два месяца — третий. Заключительный. На этом все.

— А что бы было с девушкой, если бы я отказалась? — Милочка почувствовала, как внутри все сжалось от страха.

— Я знал, что ты не откажешься, — едва заметно усмехнулся Тимур.

— По-твоему, я такая тряпка?! — вознегодовала Людмила.

— Нет, — покачал головой. — Я знал, что сумею тебя убедить. Так же знал, что ты любишь мою дочь и поймешь, что я прав в отношении её будущего.

«А какую роль отвел ты мне?» — подумала Людмила. — «Кроме того, что я должна уничтожить мечту Лены о сцене? Где в твоем будущем я? И есть ли я там, в принципе?!» — но озвучивать вопрос она не стала, а только вздохнула. Что толку спрашивать и напрашиваться? Ведь она сама еще весной сказала себе, что нет смысла строить планы. Нужно просто насладиться моментами близости с этим великолепным самцом. Усмехнулась: «Ликвидатор?» — спросила:

— Как ты попал в Организацию? Мы-то знаем, что ты загремел в тюрьму, убив жену. Или все было не так?

— Именно так и было, — кивнул Халфин.

— Расскажи мне о себе. Расскажи о том, что было до тюрьмы и в ней. Я не стану выпытывать секреты твоей Организации, но о прошлом ты ведь можешь говорить? — попросила, даже не рассчитывая на ответ.

Немного помолчав, словно собираясь с мыслями, Тимур откинулся на спинку кресла и прикрыл веками глаза. Казалось, он погрузился в воспоминания. Людмила вздрогнула, года он начал говорить.

— Знаешь, когда я изучал труды Карла Маркса, то не сразу оценил всю мощь и правильность фразы: бытиё определяет сознание. Ну а когда мой тогдашний наставник всё разложил, что называется, по полочкам, согласился и с тех пор неоднократно убеждался в истинности сказанного великим философом и основателем нового, пусть и ложного, течения.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь? — Милочка не хотела перебивать любовника, но в данный момент её совершенно не интересовали философствования какого-то Карла.

Но Халфин словно не услышал её реплику. Он все так же сидел, положив руки на подлокотники кресла. И даже не взглянув на Милочку, продолжил свой рассказ.

Своих родителей Тимур не знал.

Как только мать закончила кормить его грудью, мальчика отдали на воспитание бабке, крымской татарке, которая двадцать лет назад перебралась на жительство в Южную Пальмиру со своим единственным сыном Айдаром.

Бабушка не любила ни вспоминать, ни рассказывать о причинах, сорвавших её с насиженного места, ни о судьбе мужа, отца Айдара. Но Тимур быстро понял, что ничего хорошего произойти не могло, а потому расспросами не донимал.

Единственным местом, где могла поселиться семья из двух человек, оказался рабочий район Заставы. Там можно было получить клочок земли и выстроить какое-то подобие дома.

Мать Айдара вздыхала, понимая, какую непосильную ношу взвалила на свои плечи. Но, к счастью, золотых украшений, полученных ею в приданное и спрятанных во время бегства с полуострова, бывшей крымчанке как раз хватило, чтобы оплатить и возведение стен дома, и крышу над этим домом. Дальше предстояло справляться самой. Но даже не это печалило женщину больше всего, а отсутствие в городе мечети, куда могла бы пойти со своими бедами мусульманка. Невозможность открыто отпраздновать Рамадан. Следовать установкам своей религии. Впрочем, христианские праздники в то время были под таким же запретом, а потому считать себя ущемленной больше, чем другие, у женщины не было повода.

Зато Айдар, которому едва исполнилось десять лет, почувствовал вольницу и целыми днями где-то пропадал с такими же мальчишками-ровесниками, для которых ни национальная, ни религиозная принадлежность не имели ни малейшего значения.

Айдар женился на соседской девушке, едва ему исполнилось восемнадцать. Его призвали в армию, и он ушел отдавать долг Родине в далёкий Красноярский край, оставив молодую супругу уже беременной на попечении своей матери.

Солдат-первогодок не стал терпеть издевательства старослужащих. Которые, в свою очередь, не простили отпора «татарчонку».