– Тенгинского полка, четвертой роты, Захар... Яков быстро встал и оттолкнул его плечом, говоря:

– И адрес дайте ему свой.
– Он обратился к солдату: - На таких вот дураках, как ты, все зло держится...

Отрицательно покачивая головою и вздохнув, тот сказал:

– Солдат дураком не бывает. А вы - царю-отечеству изменники, и доля вам...

Водопроводчик замахнулся на него левой рукой, но Яков подбил руку под локоть, отвел удар:

– Однако, товарищ, нужна дисциплина. Солдат поднял из-под козырька фуражки темные глаза на Якова и уже проще, без задора, даже снисходительно сказал:

– Ружейный прием и штацки ловко делают. Вон этот, - он показал рукою за плечо свое, - которого в дом завели, так он - как хочешь!

– Штатский?
– спросил Капитан, сдвигая папаху на лоб.

– Ну да.

– Охотник?
– спокойно спросил Яков.

– Приказчик, грибами торгует.

– Я спрашиваю: в отряде - охотник?

– Мы все - охотники, - понял солдат и, снова вздохнув, прибавил: - По вызову - кто желает.

Трое одновременно придвинулись ближе к солдату.

"Убьют", - решил Самгин и, в два приема перешагнув через пять ступенек крыльца, вошел в кухню.

Там у стола сидел парень в клетчатом пиджаке и полосатых брюках; тугие щеки его обросли густой желтой шерстью, из больших светлосерых глаз текли слезы, смачивая шерсть, одной рукой он держался за стол, другой - за сиденье стула; левая нога его, голая и забинтованная полотенцем выше колена, лежала на деревянном стуле.

– Вот, барин, ногу испортили мне, - плачевно сказал он Самгину.

– Плачет и плачет!
– удивленно, весело воскликнул Николай, строгая ножом длинную палку.
– Баба даже не способна столько плакать!

– Я вас прошу, барин, заступитесь!
– рыдающим голосом взывал парень. Вы, адвокат...

– Он копчену рыбу носил нам, - вмешался Николай и торопливо начал говорить еще что-то, но Самгин не слушал его.

"Знает меня! Когда все кончится, а он уцелеет..."

Не требуя больше слов, догадка вызвала очень тягостное чувство.

Из комнаты Анфимьевны вышли студент Панфилов с бинтом в руках и горничная Настя с тазом воды; студент встал на колени, развязывая ногу парня, а тот, крепко зажмурив глаза, начал выть.

– У-у-х! Господин адвокат, будьте свидетелем...

Я в суд подам...

– Вот болван!
– вскричал студент и засмеялся.
– И чего орет? Кость не тронута. Перестань, дубина! Через неделю плясать будешь...

Но парень неутомимо выл, визжал, кухня наполнилась окриками студента, сердитыми возгласами Насти, непрерывной болтовней дворника. Самгин стоял, крепко прислонясь к стене, и смотрел на винтовку; она лежала на плите, а штык высунулся за плиту и потел в пару самовара под ним, - с конца штыка падали светлые капли.

– Дайте палку, - сказал студент Николаю, а парню скомандовал: Вставай! Ну, держись за меня, бери палку! Стоишь? Ну, вот! А - орал! орал!

Парень стоял, искривив рот, и бормотал:

– Ах ты, господи...

Открылась дверь со двора, один за другим вошли Яков, солдат, водопроводчик; солдат осмотрел кухню и

сказал:

– Винтовку отдайте мне, - вот она! Яков подошел к парню и, указав на солдата, спросил очень мягко:

– Он командовал отрядом вашим?

– Он, - сказал парень, щупая ногу.

– Один?

– Старшой был, тот - убежал.

– Вы, господа, никак не судьи мне, - серьезно сказал солдат.
– Вы со мной ничего не можете исделать, как я сполнял приказ...

– Нуте-с, товарищ, - обратился Яков к водопроводчику.

Самгин ушел в столовую.

"Я должен сказать Якову, что этот идиот знает меня, потому что..."

Но основания для сообщения Якову он не находил.

"Как все это... глупо!
– решил он, присаживаясь у окна.
– Безнадежно, неисправимо глупо".

Лаврушка внес самовар, с разбегу грохнул его на стол и, растянув рот до ушей, уставился на Самгина, чего-то ожидая. Самгин исподлобья, через очки, наблюдал за ним. Не дождавшись ничего, Лаврушка тихо сказал:

– Обязательно застрелят солдата, ей-богу!

– Одного?
– вполне равнодушно спросил Самгин.

– Я бы - обоих! Какого чорта? Их - много, а нас горсточка...

– Да, - неопределенно откликнулся Самгин. Лаврушка побежал к двери, но обернулся и с восторгом сообщил: