– Ты, брат, попробуй, отговори ее от этой церемонии, - а?

У него дрожали ноги, он все как-то приседал, покачивался. Самгин слушал его молча, догадываясь - чем ушиблен этот человек? Отодвинув Клима плечом, Лютов прислонился к стене на его место, широко развел руки:

– Какая штучка началась, а? Вот те и хи-хи! Я ведь шел с ним, да меня у Долгоруковского переулка остановил один эсер, и вдруг - трах! трах! Сукины дети! Даже не подошли взглянуть - кого перебили, много ли? Выстрелили и спрятались в манеж. Так ты, Самгин, уговори! Я не могу! Это, брат, для меня - неожиданно... непонятно! Я думал, у нее - для души Макаров... Идет!
– шепнул он и отодвинулся подальше в угол.

Издали по коридору медленно плыла Алина. В расстегнутой шубке, с шалью на плечах, со встрепанной прической, она казалась неестественно большой. Когда она подошла, Самгин почувствовал, что уговаривать ее бесполезно: лицо у нее было окостеневшее, глаза провалились в темные глазницы, а зрачки как будто кипели, сверкая бешенством.

– Ну во г, хоть один умный человек нашелся, - сквозь зубы, низким голосом заговорила она.
– Ты, Клим, проводишь меня на кладбище. А ты, Лютов, не ходи! Клим и Макаров пойдут.
– Слышишь?

Лютов дернул себя за бородку, и голова его покорно наклонилась.

– Я наняла каких-то шестерых, они и понесут гроб, - продолжала она и вдруг, топнув ногою, сказала басовито: - Ни одного цветка нигде, сволочи!..

Она пошла дальше, а Лютов, укоризненно мотая головой, прошептал:

– Что же ты, Самгин? Эх, брат... Ну, разве можно ее пустить... Эх1

И, ступая на носки сапог, он пошел вслед за Алиной.

"В какие глупые положения попадаю", - подумал Самгин, оглядываясь. Бесшумно отворялись двери, торопливо бегали белые фигуры сиделок, от стены исходил запах лекарств, в стекла окна торкался ветер. В коридор вышел из палаты Макаров, развязывая на ходу завязки халата, взглянул на Клима, задумчиво спросил:

– Ты?

И, взяв его под руку, привел в темную комнатку, с одним окном, со множеством стеклянной посуды на полках и в шкафах.

– Кури, здесь можно, - сказал он, снимая халат.
– Мужественно помер, без жалоб, хотя раны в живот - мучительны.

Присев на угол стола, он усмехнулся:

– Говорит мне: "Я был бы доволен, если б знал, что умираю честно". Это - как из английского романа. Что значит - честно умереть? Все умирают честно, а вот живут...

Самгин курил, слушал и размышлял: почему этот преждевременно поседевший человек как-то особенно неприятен ему?

– Что же, Самгин, революция у нас?
– спросил Макаров, сдвинув брови, глядя на дымный кончик своей папиросы.

– Очевидно.

– Ты - рад?

– Революция - это трагедия, - не сразу ответил Клим.

– Ты не ответил.

– Трагедии не радуют.

– Ты - большевик?

– Конечно - нет, - ответил Клим и тотчас же подумал, что слишком торопливо ответил.

– Значит - не революционер, - сказал Макаров тихо, но очень просто и уверенно. Он вообще держался и говорил по-новому, незнакомо Самгину и этим возбуждал какое-то опасение, заставлял насторожиться.

– Революционеры - это большевики, - сказал Макаров все так же просто.
– Они бьют прямо: лбом в стену. Вероятно - так и надо, но я, кажется, не люблю их. Я помогал им, деньгами и вообще... прятал кого-то и что-то. А ты помогал?

– Случалось, - осторожно ответил Клим.

– Зачем? Почему?

Самгин молча пожал плечами, чувствуя, что вопросы Макарова принимают все более неприятный характер. А тот продолжал:

– Потому что - авангард не побеждает, а погибает, как сказал Лютов? Наносит первый удар войскам врага и - погибает? Это - неверно. Во-первых не всегда погибает, а лишь в случаях недостаточно умело подготовленной атаки, а во-вторых - удар-то все-таки наносит! Так вот, Самгин, мой вопрос: я не хочу гражданской войны, но помогал и, кажется, буду помогать людям, которые ее начинают. Тут у меня что-то неладно. Не согласен я с ними, не люблю, но, представь, - как будто уважаю и даже...

Он усмехнулся, щелкнул пальцами и продолжал:

– Ты - человек осведомленный в политике, скажи-ка...

Дверь широко открылась, вошла Алина. Самгин бросил окурок папиросы на пол и облегченно вздохнул, а Макаров сказал:

– Мы потом возобновим эту беседу... "Едва ли", - хотелось сказать Климу, но вместо этого он утвердительно кивнул головой.

– О чем?
– спросила Алина, стирая с лица платком крупные капли пота.

– О политике, - сказал Макаров.
– Вы бы сняли шубу, простудитесь!

Алина села у двери на стул, предварительно сбросив с него какие-то книги.

– Разве я вам мешаю?
– спросила она, посмотрев на мужчин.
– Я начала понимать политику, мне тоже хочется убить какого-нибудь... министра, что ли.

– Вам надо выспаться, - пробормотал Макаров, не глядя на нее, а она продолжала не торопясь, цедя слова сквозь зубы:

– Вот - пошли меня, Клим! Я - красивая, красивую к министру пропустят, а я его...

Вытянув руку, она щелкнула пальцами, - лицо ее оставалось все таким же окостеневшим. Макаров, согнувшись, снова закуривал, а Самгин, усмехаясь, спросил: