Но я ни о чем не сожалел. Фактически я знал ее всего несколько дней. Девчонка вроде хорошая, но жениться я не собираюсь, а для потрахушек она не подходит. Не в той эпохе выросла. Не буду девке голову морочить. Пусть идет своей дорогой, а у меня свой путь — одинокого волка. Непреклонного и беспощадного. Как из “Ну погоди”. Не хочется сразу навешивать на себя обязательства, а потом разрываться между семьей и карьерой. Как говорится: “Первым делом самолеты, ну а девушки за борт”.

— Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, — улыбнулся я. — В нашем Мухосранске таких ВУЗов нет. Тебе надо ехать.

— Где? — не поняла девушка.

— В Новоульяновске. Москва, есть Москва. Если поступишь — через несколько лет мне еще спасибо скажешь, что я тебя отговаривать не стал.

— А как же поцелуй? — голос Косичкиной дрогнул. Ее глазенки заблестели влагой.

— Какой поцелуй?

— Ты не помнишь? На кухне у тебя…

— А что поцелуй? — пожал я плечами. — У тебя таких поцелуев еще будет знаешь сколько. И не только поцелуев.

— Дурак! — Катя вскочила со скамейки. — Ну и оставайся в своем Мухосранске.

Девушка развернулась и решительно зашагала прочь. Я не стал ее останавливать и окрикивать. Опухоль удаляется не кусочками, а одним движением. Иначе все зря. Уверен, что все нее получится, и она станет отличным хирургом. Учить на врачей у нас умели… Пока. А такие целеустремленные и усидчивые, как она составят в будущем цвет советской медицины. Которая конечно потом погибнет, разбившись о безденежье, о платные клиники и эмиграцию врачей. А пока у нее все впереди…

— Петров, — из-за куста показалась габаритная Лена. — Тебе что, на обед особое приглашение нужно? Ноги в руки — и бегом в столовую. Ты время видел?

— Не люблю я часы Лена, спасибо что напомнила, — я встал и хотел уже направиться в строну корпуса.

— Погоди, — Лена вытащила из кармана халата конверт. — Пляши, письмо тебе!

— Письмо? — я остановился, а мои брови попытались залезть на лоб.

— Пляши говорю, а то не отдам.

— Плясать не умею, а давай я тебя лучше поцелую.

Я подскочил к медсестре. Моя рана уже почти не болела, и я мог себе позволить скакнуть пару метров козликом велкопоповицким (блин, что-то пива захотелось…).

Я чмокнул в дутую розовую щеку Ленку, схватив ее одной рукой за маститую талию (вернее то место, где она должна была быть), а другой ловко выхватил у нее конверт.

На лицевой стороне конверта, оклеенного маркой с улыбающимся Гагариным, в графе “Откуда” стоял прямоугольный штамп красного цвета. Тест которого гласил: “Новоульяновская средняя школа милиции МВД СССР”.

Я разорвал конверт и извлек серый лист бумаги с машинописным текстом. В левом верхнем углу красовался угловой штамп с гербом СССР и регистрационными исходящими данными, вписанными от руки.

В письме, напечатанном от имени начальника школы милиции полковника Рокотова П.С., говорилось о том, что, учитывая мои недавние заслуги в обеспечении правопорядка и твердую гражданскую позицию, связанную с намерением служить трудовому народу, методический совет Новоульяновской СШМ совместно с горкомом КПСС приняли решение о предоставлении мне права поступления в ведомственное учебное заведение без прохождения службы в ВС СССР. Но, учитывая состояние моего здоровья, длительность периода реабилитации, и упущенные сроки подготовки личного дела (на меня, как на кандидата на поступление) со всеми необходимыми проверками и запросами мне рекомендуют поступать в Новоульяновскую среднюю школу милиции на следующий год. Либо в любое другое ведомственное учреждение системы высшего профессионального образования, где служба в армии не требуется.

Я поскреб макушку. Сложил письмо и засунул в карман. Ну что ж… Кто говорил, что будет легко?

Профессия милиционера здесь не слишком престижна. Работа опасная и не из легких, денег не особо много. Тракторист в колхозе больше зарабатывает. Но милицию уважают. Считают ее народной. Я застал немного антураж этой эпохи, когда пришел в органы на заре девяностых. А потом начался бардак и упадок. Рухнул СССР и не только. Пострадало не только МВД. Многое в нашей жизни обесценилось.

Но все, что не делается — все к лучшему. Возможно, у меня есть шанс изменить не только свою жизнь, а нечто большее. Хотя, считается, что систему изменить нельзя. А сломать? Но пока рано об этом думать, я еще даже в милиции не работаю, а уже собрался ее реформировать.

В больницу мне стали приходить коллективные письма от пионерских школьных дружин. Ребята желали мне скорейшего выздоровления и присылали свои рисунки. На них смелый комсомолец волочит по земле по направлению к зданию с надписью “МИЛИЦИЯ” двух злодеев с рожами бармалеев. Приятно, конечно, но слава вещь такая своеобразная. Как палка о “трех” концах. Не знаешь, потом откуда и что прилетит.

Сегодня ты на вершине, а завтра падать высоко будет. Не важно, какие у тебя заслуги и сколько пядей во лбу отрастил. Как только становишься ненужным системе, тебя быстро заменяют другим винтиком. Более ладным и складным.