Вадьку не пришлось уговаривать, через совсем непродолжительное время её платье валялось где-то в ногах, рядом с Вадькиной одеждой. Где были трусики, Алёшка вряд ли бы вспомнила, да и до этого ли было, когда медленными и методичными покачиваниями Вадька отправлял Алёшку за край известной ей чувственности, когда всё, что она могла — это следить за своим дыханием, чтобы не перестать дышать, и слезами, которые непрошено катились по лицу… в то время как Вадька смотрел в её глаза, в обрамлении густых ресниц, и, стирая пальцами слезы, шептал:

— Я люблю тебя, я так сильно тебя люблю, люблю… Ты навсегда в моем сердце.

Алёшка ни секунды не сомневалась в словах Вадьки, она была полна его любовью, его любовь лилась через край — её слезами, вздохами, шёпотом в ответ.

— Я люблю тебя.

Насколько всё было просто тогда, настолько же всё стало сложно сейчас. В одну воду не входят дважды, жизнь утекает сквозь пальцы, и правильней, спокойней, рациональней — не думать. Али нужен план. Она всегда ставила перед собой только достижимые цели. Остаться тут, с Вадькой — недостижимая цель, бессмысленная и болезненная.

Тихо. Всё, что нужно — просто уснуть.

Тихо. Завтра — будет новый день.

Стук железной калитки не вывел из оцепенения Али, как и лай соседкой собаки. Как и шаги по дому, как раз в комнату Али.

— Рыбка?

Вадька. Оставил пересмешки в машине.

— Ты не закрываешься?..

— Там не работает… какая-то железка.

— Железка… хорошо, потом с железкой.

— Зачем ты тут? Ты ухал в другую область…

— Не уехал, как видишь. И не уеду.

Видимо, что-то это должно значить. Сердце, которое стучало сейчас в груди Али, отдаваясь болью в висках — било тревогу, её разум был просто не в состоянии воспринять, что это — Вадька. Её Вадька. В её комнате… Спину царапал ковёр на стене… странная любовь жителей городка к коврам на стенах…

Той ночью Лешка отдавала себя не один раз, и не два. Но она не могла сказать, что была проигравшей стороной… получала она больше. Иногда казалось, что её сердце разорвётся от силы той любви, что вспыхивала искрами, кружилась пересмешками, купалась в поцелуях и ласках, о которых Лешка только слышала от своих более опытных подруг… но теперь и она познала их — это было больше, чем проявление любви. Алёшка не сомневалась, что это и есть сама любовь. Их сильная, всепоглощающая любовь.

Проснувшись рано, когда первые лучи только-только били в окно, проспав от силы час, Лёшка вглядывалась в лицо спящего рядом мужчины и понимала только одно — она не сможет больше без него жить, не сможет просыпаться без него, засыпать…

И она силилась понять, для чего же они не вместе? Отчего так жестока разница в их возрасте? Почему она всего лишь первокурсница, а он уже давно отучился и живёт самостоятельно, он взрослый, почти тридцатилетний…

Алёшку охватил страх. Что, если одной любви мало? Что, если время разлучит их? Или кто-то другой? Ведь у Вадьки есть своя жизнь… которую почти не знает Лёшка… Она сидела, уткнув голову в коленки, стараясь не всхлипывать громко, чувствуя, что от беззвучного крика сводит скулы, по которым катятся горькие, как полынь, слезы. Голой спиной она упиралась в стену, и ковёр царапал нежную, слегка обгоревшую под южным солнцем, кожу.

— Эй, ты чего?

— Я… я не знаю, — Лёшка пыталась справиться со слезами, словами, но комок в горле не давал дышать, думать, он просто сдавливал, удушал, и Лёшка захлёбывалась…

— Ну что ты? Где болит?

Руки перебирали волосы, проверяли каждый сантиметр кожи на предмет болезненных ощущений, пока плавные поглаживания не успокоили, и комок не исчез, оставляя после себя шлейф вопросов.

— Я не хочу уезжать…

— Ты только приехала, — грустные пересмешки.

— Но ведь всё равно уеду… скажи мне… зачем? Зачем мне учиться так далеко от тебя?.. Я даже не уверена, что я вообще хочу учиться… и кем я в итоге буду?.. Для чего мне жить в огромном городе одной, если всё что я хочу… это быть с тобой?! Это ерунда какая-то.

— Не ерунда… образование нужно, ты сама это знаешь, ведь знаешь, рыбка?

— Знаю… Но… я и тут могу получить образование… какая разница… я просто не хочу уезжать.

— У тебя редкая специализация, тут такой нет, Лина, я узнавал… — очень тихо.

— Другая?

— Эй, брось, мне нужна образованная жена… Осталось четыре года всего, — пересмешки, кажется, резвятся.

— Четыре? Всего! Четыре!

— Я тебя больше ждал… так что да, всего четыре, и потом, у тебя будут каникулы, я могу приезжать… время быстро пробежит. Ты совсем недавно за билетики из листьев сирени меня во двор пускала, а теперь смотри… ты рядом, красивая, взрослая, привлекательная…

— Привлекательная… Я рыжая.

— Я люблю рыжих и, особенно, тебя.

— А ты не боишься… что… ну… кто-то ещё найдёт меня привлекательной?

Чем-то блеснули усмешки в глазах.

— Уверен, что найдёт, но ещё я уверен в тебе…

— Почему?

— Потому что я уверен в себе.

— А я вот не очень, — скорее коленкам.

— Иди-ка сюда, — присаживаясь спиной к тому же ковру, сажая на колени Лёшку. — Почему ты не уверена?

— Ты же парень!

— В общем да, если прямо сейчас ты опустишь руку вниз, ты в этом убедишься.