Али сидела напротив большого монитора и читала свои собственные письма, одни из последних. Живых. Все последующие письма Али, всем другим адресатам, были выверенные, в строгом соответствии с правилами этикета и грамматики.

Алёшку поглотил ритм большого города, университетская жизнь, перспективы и возможности кружили голову. Казалось, протяни руку — и весь мир в твоём кармане. Она, наконец-то, оценила своё общее развитие. Лёшка с лёгкостью находила язык с любой компанией, она была отзывчивой, умной, обладала эрудицией и энциклопедическими знаниями, и даже умение танцевать пасадобль понадобилось Лёшке однажды, как и знание нотной грамоты. Проекты, студенческие вечеринки, возможность уехать по обмену за границу — всё это было вновь, кружило голову, увлекало. Всё это отражалось в Лёшкиных письмах Вадьке… Не отражалось главного — её безграничной любви к нему.

Маленькая Лёшка никогда не задумывалась о том, как выглядели её письма. В своих мыслях её будущее было связано только с Вадькой. Она никогда не задумывалась, каким образом, где они будут жить, и как вписать их с Вадькой любовь в грандиозные планы Лёшки. Она просто была уверена, что их любви хватит места на просторах голубой планеты. И где бы ни оказались Лёшка или Вадька — их любовь, однажды рождённая под низким южным звёздным небом, — всегда будет с ними.

Али давно уничтожила тот почтовый ящик — он был источником болезненных эмоций. Напоминанием. Чирьем на белой коже Али.

— Это были твои планы Лина…

— Были…

— Меня не было в этих планах…

— Ты всегда там был, но стоит ли об этом… Зачем ты хранишь эти письма?

— Как напоминание о собственной глупости… Лина.

— Глупости… Всё это не имеет значения сейчас, я устала…

— Я боялся, боялся, что когда придёт время выбирать, ты выберешь не меня. Боялся, что стану тебе не нужен, что ты попросту забудешь меня… я боялся этого, боялся, что не впишусь в твои планы… а ты в мои… Я слишком боялся быть брошенным тобой.

— Всегда возможен компромисс.

— Я знаю, сейчас я знаю это. Тогда я просто боялся. Больше всего я боялся, что потом, когда ты не выберешь меня, тебя будет мучить вина. Вина не лучший спутник, Лина…

— Вина?

— Я чувствовал вину столько лет… она уничтожает… Знаешь, я всё пытался вспомнить или понять, когда полюбил тебя, и так и не вспомнил… Такое впечатление, что я любил тебя всегда, но потом… потом всё стало хуже, отвратительнее. Чувствовать влечение к четырнадцатилетней подруге своей младшей сестры — это отвратительно. Как ты отреагировала на Маринку… а как же я сам должен был ощущать себя тогда? Ты была совсем крошкой, ещё даже не сформировалась толком… Это мерзкое чувство… словно я извращенец, я так о себе и думал долгое время. Целуя тебя на твоё шестнадцатилетние, забирая твою невинность в твои неполные семнадцать, когда ты шепчешь что-то про но-шпу… Господи, ты же была ребёнком… Эта вина сжирала меня. Я боялся, что когда ты оставишь меня, ты будешь чувствовать вину… ты — честная, всегда была, открытая, искренняя, ты бы не смогла по-другому. Я решил, что заберу и эту твою вину тоже… Вот и вся причина. Я ошибся. Ошибся. Это стоило мне практически всего, это стоило моему ребёнку нормальной семьи, это стоило моей жене потрёпанных нервов и погребённого брака… Все эти годы я надеялся, что это не стоило тебе ничего, но и тут я ошибся…

Этот жаркий климат, запах дынь, наносимый с бахчи, плеск реки, нечаянные слова— всё это лишало контроля, лишало возможности систематизировать и строить планы, приводить к общему знаменателю.

Просыпаясь в мужских объятиях, Али перевернулась, позволив рукам, обхватившим её, на минуту расцепиться, а потом снова сойтись на ей теле. Она не спала, и он не спал, но они делали вид, что это не так. Вчера, разговаривая о чем-то, Али позволила себе уснуть рядом с Вадимом, он позволил себе провести ночь со спящей женщиной.

Али вдыхала запах Вадьки, его дыхание, его желание, её желание — такое острое, пронизывающее тело Али острой необходимостью. Она не знала, что делать с таким желанием, не знала, как управлять им. Ей хотелось прижаться всем телом, хотелось трения, жара, влажных губ, она просто лежала и контролировала дыхание, явственно ощущая то же самое контролируемое дыхание в груди мужчины.

От невозможности, от болезненного стягивания внизу живота, Али побежала в ванную комнату, под пересмешки в глазах, почти захлёбываясь в ощущениях. Переведя дыхание от горячей воды, которая, впрочем, не принесла облегчения, решаясь на что-то, Али медленным шагом направилась обратно в спальню Вадьки, где сам хозяин спальни и дома уже поднялся и сейчас сидел на кровати, рядом небрежно валялось полотенце, а по спине стекала вода…

Али молча смотрела на Вадьку, пытаясь найти слова или движения, или хоть что-то, что должно ей помочь прямо сейчас. Не такой и большой опыт с мужчинами у Али, и ещё никогда ей не приходилось проявлять инициативу.

Лёшкины головные боли не проходили. Порой у неё болела голова меньше, порой сильней, тогда она зашторивала окна и лежала в полной темноте, не подпуская к себе мысли и эмоции, но времени, когда голова не болела совсем — не было. Получив от компании, где по обмену проходила обучение Али, медицинскую страховку, она решилась пройти обследование. Немолодой врач задавал много вопросов, один из которых заставил Али покраснеть и признаться, что она не живёт половой жизнью.

После корректного, но настойчивого внушения, что это необходимый атрибут полноценной жизни молодой женщины, Али нашла себе этот атрибут. Не вызывающего лишних эмоций, приятной внешности, с хорошими манерами, такого же разносторонне развитого и согласного, что контролировать эмоции— не лишние в отношениях. Вот и весь опыт Али, который сводился к встречам дважды в неделю, регулярным, но спокойным, без излишней эмоциональности, в надежде, что это средство, наряду с медикаментозной терапией, ей поможет.