Шрифт:
В начале – все было отлично. Моя 13-я учебная смена, по итогам учебного года, а так, как школа была годичная, то значит – по итогам общего курса, была признана лучшей. Курсанты смены, потом получили звания младших сержантов и были распределены командирами взводов в престижные строительные части.
Меня вызвал к себе начальник школы, капитан первого ранга, поблагодарил за службу, вручил погоны сержанта и спросил, не хочу ли я перейти, тоже командиром учебной смены, в другую спецшколу, в городе Бабушкин, это на северо-восток от Москвы. Дело в том, что нашу школу, сказал начальник, – расформировывают. До сих пор таких школ было две – одна наша, в Бирюлево, где готовились командиры взводов инженерных войск системы Военно-Морского флота, другая, в Бабушкине – тоже похожая по статусу школа, готовила взводных командиров для сухопутных войск. Теперь она останется одна.
Я вежливо поблагодарил начальника школы и сказал, что хотел бы поехать по распределению поближе к семье, так как дома у меня были жена и маленькая дочка, если, конечно, туда будут заявки. Начальник согласился, и сказал, что передаст начальнику штаба, чтобы тот имел в виду, – что я смогу поехать служить туда, куда захочу из того, что будет предложено, то есть – на мой выбор. Семья моя находилась тогда в Казахстане, но я имел намерение перевезти её к себе на родину, в Молдавию, поэтому надеялся на заявку от Черноморского Флота. По той же причине отказался и от места командира смены в Бабушкине, и еще от многих предложений из инженерных частей в Москве и Подмосковье. Когда заявочная кампания прошла, выяснилось, что основная масса выпускников школы была направлена на Тихоокеанский и Северный Флоты. Некоторая часть была распределена по Московскому Военному округу.
Я просто ждал до конца. Уже приехали «покупатели» из Флотов и Округов, увезли всех выпускников. Оставшимся штатным работникам, был объявлен приказ о ликвидации школы. В течение буквально недели, разошлись по другим местам службы, практически все командиры разных уровней, оставшиеся не у дел и наемные работники. Ушло все руководство школы, увезли школьное Знамя, красное, с нашитым сверху флотским флагом. В штабе работала ликвидационная комиссия. Из офицеров остались – начальник штаба и заместитель начальника школы по материально-техническому обеспечению. Из всего комсостава, кроме них, на территории находился только сержант Гурковский и еще шестеро солдат. Пятеро из них – бывшие курсанты, не сдавшие государственные экзамены, и, естественно, не получившие сержантских званий и один еще писарь из секретной части при штабе, его оставили для работы в составе ликвидационной комиссии. Как-то раз, начальник штаба, направляясь в сторону складов, увидел меня возле казармы, очень удивился, он думал, что я где-то уже пристроен, а потом спросил – а кто-то еще есть в наличии из военнослужащих, кроме нменя. Я ответил, что есть, всего семь человек, включая писаря из штаба. Начальник спросил, а чем они занимаются, я сказал, что работают у майора Басилашвили, зама по снабжению. Он их просит помочь и они ему помогают. Начальник штаба собрал всех бывших курсантов в ленинской комнате, позвал майора Басилашвили и в устной форме объявил приказ – группа бывших курсантов под командованием сержанта Гурковского – оказывает помощь отделу снабжения по вывозу с территории школы всего того, что укажет майор Басилашвили. И так – до последней вещи, подлежащей отгрузке. До последней, – подчеркнул подполковник, начальник штаба. А потом, мол, он и с ними всеми разберется.
С этого момента и начался кошмар, продолжавшийся почти месяц. Начальник штаба через два дня тоже исчез и больше не появился, никогда. Закончила работу ликвидационная комиссия, пришли приказы-распределения – кому, что и сколько передать…. Чаще всего приезжали ночью и большие машины. Койки, постели, тумбочки, и еще десятки наименований вещей, инвентаря, обмундирования, обуви, продовольствия, грузить было тяжело, но проще. Но, оказалось, на складах школы было припасено масса оружия, на всякий случай. У курсантов основное личное оружие было в виде кавалерийских карабинов, образца 1943 года, а на складах были законсервированы автоматы Калашникова, различные пулеметы, пистолеты, гранаты, патроны, и в больших количествах. Все это надо было отправлять в военные арсеналы, в Ярославль и другие города, а это – строго все учетное и т. д.
Школы уже не было, а на станцию Бирюлево – товарная, для неё же, постоянно приходили грузы – то уголь, то дрова, то какие-то доски, даже песок и щебень….
Семь человек людей. Двое – дежурят посменно на КПП (контрольно-пропускном пункте), двое – на охране территории, тоже посменно, один – готовит еду, носит воду из водонапорной башни и топит печку-буржуйку. Спят все в углу казармы, на полу, на старых матрацах, не раздеваясь. Казарма пустая, на противоположной «нежилой» стороне – склад продовольствия – «запаслись» пока грузили машины – пара мешков сахара, пару ящиков сливочного масла, консервы разные, мятая алюминиевая посуда с кухни. Хлеб покупали в магазине. На дворе – декабрь 1960 года. Холодно. Когда майор Басилашвили слезно умолял выстрелять несколько тысяч винтовочных патронов, потому, что они проходили как списанные и нужны были пустые гильзы, а на самом деле были в коробках и в масле, я посылал ребят, в порядке наказания, стрелять из двух карабинов, просто, чтобы патроны выстрелять. Это была настоящая пытка. Потом уговорили майора расконсервировать один станковый пулемет – за один день решили эту проблему, а за это он наградил всех семерых, диагоналевым офицерским полевым обмундированием и хромовыми сапогами. А несколько тысяч малокалиберных патронов – просто взорвали в мусорной яме, их тоже нельзя было показывать – тоже были давно списаны.
Потом и это закончилось. Когда все, что было распределено – было отгружено, что было излишнее и уворованное – тоже исчезло, тогда исчез и майор Басилашвили. Осталась пустая школа и – семь просто добросовестных ребят. Наших ребят. Двое – не выдержали круглосуточных издевательств и заболели. Я их определил в бирюлевскую больницу, как гражданских. Вылечатся – потом разберемся. Телефон – тоже забрали. И – никого. Пока была школа, каждую неделю – были какие-то проверки, то с управления, то с Округа. А что – Москва рядом, почему не проверять, особенно, если делать нечего. А как все увезли, – никого, ни новых хозяев, ни проверяющих, ни тем более кого-то из бывших.
И тогда я пошел обивать пороги «вышестоящих». Начал со строительного управления округа, управления кадров, а потом – по всем отделам подряд, куда смог попасть. Рассказывал, показывал солдатские книжки своих ребят, просил, ругался, доказывал. Поначалу, все мне объясняли, что школа в Бирюлево ликвидирована, там никого нет, потом смеялись, начали издеваться и, в конце концов, запретили пускать меня в управление и пригрозили арестом.
Тогда я сумел в составе группы военных пройти в здание штаба Московского военного Округа. Не стал заходить ни к кому, а выждал, как на лестнице появился какой-то генерал-лейтенант и просто обратился к нему, попросил выслушать. Генерал был из старых фронтовиков, завел в кабинет, внимательно выслушал мой рассказ о том, как наша группа вначале была всем нужна, причем круглосуточно, а потом за неё просто забыли и откровенно издевались, в ответ на мои попытки доказать, что в школе еще остались люди. Не вдавался в детали, но обрисовал картину нынешнего положения группы и отношения к ним везде, куда бы ни обращался, по инстанции, довольно понятно.
Генерал спросил, откуда я родом и откуда был призван в армию. Когда узнал, что я пять лет пахал целину в Казахстане – поинтересовался, как там, на целине, а то мол, только по радио, да из газет, слышал про это, а что там на самом деле – не знает.
Я, до этого, никогда еще не разговаривал с генералом, да и генерал, скорее всего, давно не имел такой доверительной беседы с сержантом, но мы, почему-то друг другу поверили, видимо, находились на одной стороне нашей жизни.
Генерал куда-то позвонил, зашел пожилой полковник. Генерал строго сказал: «Пошли кого-то из своих ребят посерьезнее, в наше строительное управление. В Бирюлево недавно ликвидировали подведомственную им спецшколу, все документы по ней, в том числе кадровые, находятся сейчас в управлении. Думаю, они их еще и не распаковали. Школы нет – куда спешить. Пусть найдут личные дела вот этих семерых военнослужащих»– генерал передал полковнику семь солдатских книжек, в том числе и мою. – «Те личные дела заберешь в свое управление, проверишь. Если все сходится – подготовьте приказ за своей подписью о присвоении шести рядовым солдатам этой группы, бывшим курсантам, звания «младший сержант» и отправьте их в войска. Со всеми виновными – мы потом разберемся, но до этого – этих ребят надо из Москвы вывезти, срочно. Служить им в нашем округе уже не дадут те паразиты, поэтому надо их отправить куда-то подальше». Он спросил – откуда призывались его ребята, я ответил, что пятеро из Западной Украины, это те, кто не сдал экзамены и не получил звания, а один – из Алма-Ата, воспитывался в детском доме, так что ему все равно – куда ехать служить.