ТР-Р ТР-р – Поэзия и критика, 1 (1994).

Отрывок – 24 поэта и 2 комиссара (1994).

Лучей нет – Новое литературное обозрение, 25 (1997).

Большинство названий опубликованных текстов принадлежит публикаторам.

О нем:

Б.-К. <Б. Останин, К. Козырев>, Поиски дервиша – Часы, 70 (1987); Новое литературное обозрение, 25 (1997).

Творческие достижения Л.Б. были восприняты в среде ленинградской неофициальной культуры как выдающиеся. В 1985 году ему была присуждена премия Андрея Белого с формулировкой: «За “Заметки о чаепитии и землетрясениях”, позволяющие европейскому уху услышать “в музыке флейты земли – звучание флейты неба”». Сильнейшее впечатление от творчества Л.Б. засвидетельствовали Вл. Эрль, Б. Констриктор, Б. Кудряков, А. Драгомощенко, Д. Волчек, В. Кондратьев, А. Левкин; некоторые из них назвали Л.Б. в числе своих литературных учителей.

К писателям, оказавшим на Л.Б. особое влияние, следует, в первую очередь, отнести В. Хлебникова, В. Розанова, С. Беккета. Л.Б. очень внимательно изучал японскую и китайскую литературу. Несомненно его взаимодействие с неофициальными ленинградскими литераторами и не-литераторами (в т. ч. круга «Малой Садовой»): Б. Понизовским, Ю. Галецким, А. Кондратовым, Е. Михновым-Войтенко, Л. Аронзоном, А. Хвостенко, В. Швейгольцем, К. Кузьминским, Вл. Эрлем, А. Ником…

Относить литературное и художественное творчество Л.Б. к «психоделическому», объясняя его формальные особенности специфическим воздействием наркотиков, мы поостереглись – как из боязни впасть в «фармакологический детерминизм», так и по причине нашего неведения о сущности и границах свободного творческого акта. Возможно, наркотики лишь усиливают уже имеющиеся у автора творческие «интенции», а не побуждают к формотворчеству на пустом месте, тем более что в случае Л.Б. речь идет всего лишь об очень крепком чае («чифире») и индийской конопле («плане»). См., впрочем, об этом у самого Л.Б.

Сказанное касается и такой «соучастницы» творчества, как психиатрическая лечебница, что неоднократно обыграно в формуле «творчество – это безумие». Л.Б. несколько раз лежал в психбольницах (Скворцова-Степанова, что возле Удельной; на ул. Лебедева; в поселке Никольское, под Гатчиной), но и здесь невероятно трудно определить «причины» и «следствия» психических и творческих актов – мы оставляем эту тему, равно как и тему сотворчества наркотиков, тому, кто смелее и безрассуднее нас. По выходе из больницы Л.Б. получил инвалидность второй группы и небольшую пенсию, обеспечившую ему полунищий досуг. Примерно раз в месяц он «ходил на укол», о чем упоминается в «Заметках…».

Круг общения Л.Б., сравнительно широкий в 1960-е годы (в «малосадовские времена»), в 1970-х годах стал резко сужаться и вскоре ограничился семьей (жена Вера Курочкина, мать Антонина Васильевна) и немногочисленными друзьями (Кирилл Козырев, Элла Липпа, Герта Михайловна Неменова, Борис Останин). К слову сказать, Г.М. Неменова за четверть века написала более 100 портретов Л.Б. – беспрецедентный, насколько нам известно, случай в истории живописи!

Из дома Л.Б. почти не выходил, жил затворником, самый обычный для многих поход в продовольственный магазин оказывался для него событием, не говоря уже про редчайшие «выезды в центр» или «приглашения в гости». Из мест жительства писателя назовем квартиру в Купчине и комнаты на Петроградской стороне (ул. Блохина и ул. Ленина). Последний год жизни он провел на улице Лизы Чайкиной. (Упомянутая в книге «лошадка» содержалась вместе с осликом и бричкой в неком подобии конюшни во дворе этого дома. Ее хозяин, предприимчивый армянин, зарабатывал в начале 1980-х годов неплохие деньги, катая на них иностранных туристов по Невскому проспекту.)

Внешних событий в жизни Л.Б. было, в общем, немного; писатель принадлежал к числу тех, кто «путешествует, не выходя за порог своего дома». Его отличали самоуглубленность, молчание и постоянная внутренняя работа, лишь изредка фиксируемая в словах или образах. Даже когда Л.Б. ничего не делал, невозможно было сказать, что он праздно проводит время…

В целом Л.Б. был «внесистемным мыслителем», что объясняет его близость к В. Розанову и привязанность скорее к образному мышлению, чем к логике, но было бы неверно вообще отказать ему в определенной системности и даже ритуальности, проявляющейся как в бытовом распорядке, связанном с «дальневосточным» чаепитием, так и в постоянном изучении землетрясений и иных природных и социальных катаклизмов. Впрочем, в каком смысле слова он их изучал? Не правильнее ли сказать, что Л.Б. неким образом видел «тонкий порядок» катаклизмов и пытался найти к нему ключ – подобно В. Хлебникову с его «досками судьбы» и «струнами времени»?

Конечно, прогнозированием природных и общественных беспорядков человечество занималось не одно тысячелетие (та же астрология), но только в последние годы – в связи с возникшей возможностью очень точно измерять скорость вращения Земли вокруг своей оси – этим всерьез заинтересовалась и наука.

Л.Б. мечтал прогнозировать то, что, казалось бы, не поддается прогнозу (ср. икота в ерофеевской поэме «Москва-Петушки»), пытался обнаружить скрытый порядок в зримом хаосе – но разве не этим и занимается искусство?

Дневниковые записи Л.Б. можно отнести к жанру, если таковой существует, «великое в малом»: сосредоточенные на простейшем (подробности быта, радио- и теленовости) и выраженные простейшим образом (переписанное из газеты сообщение), они позволяют читателю немало узнать об отошедшей эпохе. Среди прочего, и о том, что хорошего чаю и хороших книг было, не в пример нашим временам, мало, но, однако же, они были, что их «выбрасывали» (то есть неожиданно пускали в продажу), что за ними приходилось стоять в длинных очередях, получать в подарок от московских друзей, заранее заказывать по издательским планам – но и о том, что хороший чай и хорошие книги пили и читали с вызывающими зависть умением и наслаждением. Впрочем, Л.Б. почти ни в чем, кроме чая и книг, не нуждался, сумев ограничить себя этой великой малостью. В отличие от любителей «быта как такового» (К. Леонтьев, Л. Толстой, В. Розанов, В. Набоков), Л.Б. предпочитал, чтобы быта у него было «совсем чуть-чуть», «на последнем издыхании». Его аскетичность относилась не только к быту, но и к творчеству (простые средства, второсортные материалы), причем задолго до деклараций «Догмы» и, вероятно, в продолжение «корявости» русского футуризма.

К славе и известности Л.Б. был безразличен, хотя даже в среде «неофициалов» авторское тщеславие представляло собой немаловажный компонент жизненной установки и творческой стратегии. Мысль «продать себя подороже» просто не приходила ему в голову, а если бы случайно и пришла – он не ударил бы ради нее и пальцем о палец.

Возможно, не все читатели готовы к чтению, восприятию и пониманию текстов Л.Б. (особенно ранних), а тем более – к наслаждению ими. Чтобы облегчить им труд, мы публикуем произведения Л.Б. в обратном хронологическом порядке. Эволюция литературного стиля Л.Б. (условно говоря, от сложного к простому и от простого к универсальному) – благодатная тема для размышлений и выводов; мы оставляем ее профессиональным литературоведам.