– Нет, я уже закончила, – обречённо ответила я и почти бегом покинула палату.

Однажды в школе меня обидел старшеклассник. Когда я возвращалась домой, он выхватил мой рюкзак и бросил в лужу. Промокли все тетради и учебники, которые я взяла в библиотеке.

Я проплакала весь вечер, вспоминая его обидные слова и сам поступок. Тогда мне было восемь, а брату – четырнадцать. Он не утешал, как это делала мама. Он лишь молча выслушал мой рассказ.

А на следующий день я нехотя пошла в школу и заметила, что все столпились у информационного стенда. Когда я приблизилась, то увидела новый выпуск школьной газеты. В ней ярко и осуждающе вёлся рассказ о школьном хулигане, который обижает тех, кто слабее его. Эту газету мой брат делал всю ночь, тайком. Потом пошёл к директору и рассказал всю историю. Ведь оказалось, что этот парень донимал так многих детей.

В этом поступке весь Клаус. Он не проявляет чувств и эмоций. Он делает всё по справедливости, согласно закону чести. И так с детства.

Но сейчас его мучают комитаджи, пытаясь выведать важные сведения. Они пытают самыми дикими и бесчеловечными способами. Справедливый, самоотверженный герой испытывает на себе все те ужасы, о которых я слышала от солдат, читала в газетах и видела в новостях. Весь этот кошмар сейчас окружает моего брата.

Я сидела на земле, прислонившись спиной к кирпичной стене, скрытая от чужих глаз тёплой летней ночью. Я не в силах была даже заставить себя поспать, хотя от усталости веки отказывались подниматься.

Однако мозг неустанно работал. Сердце ныло от нестерпимой боли. Впервые в жизни я не знала, что делать. Не могла принять решение. Чувствовала беспомощность и разбитость.

В то далёкое время, когда были живы мама и бабушка, я жила беззаботно и счастливо, даже не осознавая этого. Какая бы сложность не возникла на пути, я могла всегда рассчитывать на их совет и помощь.

Мудрая, доброжелательная и сверхразумная женщина, прекрасная в любом возрасте и при любых обстоятельствах – именно такой была бабушка, Оливия Жаксон. А её дочь – Линда Жаксон, которая вскоре стала Мессарош, являлась её точной копией.

Сейчас они далеко. Там, где не получают письма и не отвечают на звонки. Они оставили меня в этом мире. Одну.

Земля притягивала. Я поддалась. Легла на ещё не остывшую от летнего солнца траву и раскинула руки. Плевать, что на мне белая форма врача, а в волосах непременно запутаются листья. Возможно, даже заболею. Всё равно. Хуже быть уже не может.

Звёздное небо беззаботно мерцало, доказывая, что всё переменчиво, кроме него. Небо и звёзды будут всегда, а вот мы – мимолётны.

Солнце уже взобралось высоко и старательно сушило землю. Пыль неустанно летала в воздухе. Она находила себе место на листьях деревьев, на стенах домов, на вспотевшей коже людей.

Я прибыла в штаб по приказу подполковника Строда. Тень от здания, где решались стратегии ближнего фронта, даже не пыталась облегчить эту жару.

Ловя собственное отражение в оконных стёклах коридора, по которому шла к кабинету подполковника, я ужасалась. Очередная бессонная ночь легла тенью под глазами. Кожа на лице приобрела сероватый оттенок, а щёки ещё сильнее впали.

Приход нового дня не помог восстановиться, и мозг продолжал лихорадочно перебирать мысли, словно паук, который запутался в собственной паутине.

– Доктор Мессарош, почему пленник ещё не бодрствует? – грозно сдвинул брови офицер.

Этот человек не воспринимал всерьёз труд других людей. Он полагал, что всем слишком легко живётся и легко работается. Только он достигает результата тяжёлыми испытаниями.

– Потому что пациент постоянно подвергается новым избиениям, – прямо ответила я.

Тот ещё сильнее сдвинул брови:

– Как это?!

– У него расходятся швы, и снова и снова открывается кровотечение. Появились новые гематомы. Подозреваю, что его бьют, пока он не может сопротивляться.

– Чёрт возьми! – пробурчал Строд. – Ладно, я разберусь. Спасибо за работу, дочка! Ступай.

Я вышла на улицу и глубоко вдохнула смрадный, пыльный воздух. Вокруг мельтешил народ, ожидая прибытия грузовиков с ранеными, которых скоро привезёт военно-санитарный поезд.

В кармане форменных брюк лежал клочок бумаги. Я коснулась его. Он обжёг кожу. Но я сильнее сжала его и задышала чаще. На нём записаны будущие действия, которые я планировала всю ночь. И первый шаг только что сделан.