Шрифт:
Толстушка непроизвольно открыла рот, ожидая чего-то феерического. Ее Перстень, включенный на запись видео, оказался уже чуть ли не под подбородком экс-государя.
Николай Константинович сделал шаг в сторону, пытаясь отвязаться от надоеды.
– Мелисса Карловна… Мелисса, – начал Николай Константинович, бросая взгляд на свой Перстень. Пока всё в строгом соответствии с графиком. Вопреки обыкновению, говорил он быстро и твердо. Куда подевался тот нерешительный, скромный человек, который целыми днями отсиживался в Императорском гараже вместо того, чтобы принимать послов иностранных государств, и не менее двадцати семи раз отказал Левинсону в съемке реалити-шоу под рабочим названием «Простые будни русского монарха»?
– Мы подходим друг другу, как две шестеренки дореволюционных швейцарских часов, – Николай Константинович буквально чеканил слова. – Как поршень и цилиндр двигателя внутреннего сгорания «русско-балта». Как магнитная левитация и этот трамвай… – Экспромт, но удачный. – Мы должны быть вместе. Простите, что не понял этого раньше. Простите, что потерял столько драгоценного времени. Как говорил мой талантливый предок, с которым я чувствую душевное родство: «Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно: ты так невыразимо хороша! О, верно под такой наружностью прекрасной такая же прекрасная душа!» 2
2
Константин Романов «Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно», 1884 год.
– Уипс! – восторженно взвизгнула толстушка. – Вы же как князь Фуржет! Ой, нет, как граф Любезье из того прелестного романчика «Любовь крестьянки», там еще такой страстный поцелуй нарисован на обложке, граф и его возлюбленная крепостная крестьяночка обнимаются среди снопов пшеницы, я его раз сто перечитывала… Какой же вы романтичный красавец, ваше величество, уж простите за дерзость! Вылитый герой дамских романов. Этот ваш мундир, ух… Ми-лень-ко! Такого я даже на шоу Ангела не видела. Ну, Мелисса Карловна, ваша очередь! Кидайтесь ему на шею, а я выложу на «Трубача» целующуюся парочку – император и премьер-министр, подумать только, все просто помрут! Я страшно разбогатею! Ну, чего вы ждете? Перед вами же мечта любой женщины! Я такого признания в жизни не слышала, даже в «Князе Фуржете и его фрейлинах»! Не упустите свое счастье, дамочка, активнее, активнее!
Николай смотрел на Мелиссу, а Мелисса неподвижно смотрела в окно, будто не слыша пылкого признания бывшего государя и болтовни соседки. Казалось, гораздо больше госпожу Майер волнует рекламный плакат километровой длины, растянутый вдоль вакуумной дороги и призывающей петербуржцев посетить новый ресторан «Нализаться до глобализации» («Вас ждет индивидуальный подбор блюд по коду Вашего ДНК!»), чем поэтическая речь Николая Константиновича.
Толстушка нетерпеливо ерзала на месте, всевозможными попискиваниями подталкивая Мелиссу к ответу. Остальные пассажиры, как и следовало ожидать, тоже весьма заинтересовались выступлением экс-императора. Теперь уже все без исключения активировали камеры на своих Перстнях и замерли в бархатных креслах, словно зрители на премьере скандального спектакля в Александринском театре.
– Мелисса, ответьте же мне: я могу рассчитывать на взаимность?
– Да, во имя ваших эполетов, да! – не выдержала толстушка, слегка подпрыгивая в кресле и приводя в волнообразное движение розовое декольте. – Мари ваша навсегда, Николаша!
Мелисса молчала.
– Умоляю, Мари… тьфу ты, то есть Мелисса… скажите: вы дадите мне шанс? – Николай Константинович почти кричал, доведенный до отчаяния и холодностью своей основной собеседницы, и нахальством толстушки, превратившей его признание в сценку из юмористического шоу «Бренди от сбрендившего дворецкого».
Мелисса с преувеличенным вниманием уставилась в экранчик, вмонтированный в спинку переднего сиденья, по которому крутили рекламу новых шляпок от Ламановой («Трехмерный принтер распечатает обновку за 3 минуты 25 секунд! Достоверная имитация перьев африканского марабу. Стильно и прогрессивно! Ламанова – высокая мода по доступной цене»).
– Перья никогда не выйдут из моды, не так ли, Николас? – вымолвила наконец Мелисса, по-прежнему не глядя на экс-императора.
– При чем здесь перья, дамочка? – не поняла толстушка. – Вам в любви признаются на весь вагон «хомяка», а вы про новую шляпку думаете?
– Послушайте, Мелисса, – Николай Константинович с трудом взял себя в руки. Пусть объяснение шло не совсем так, как он себе представлял, а точнее, совсем не так, но до Гатчины оставалось еще две с половиной минуты, и он не собирался сдаваться ни при каких обстоятельствах, даже если Земля развернется на 180 градусов или толстушка устроит дефиле в нижнем белье прямо у него перед носом. – Очевидно, вы мне мстите за мою оплошность в Опочивальне… – Толстушка охнула, радуясь горяченькой теме. – Поверьте, я буду раскаиваться до конца своих дней, что проигнорировал тогда вашу инициативу… Ваш прозрачный пеньюар, с этими умопомрачительными перьями… Он всегда перед моим мысленным взором – какой же я был дурак! Но, Мелисса, прошу, забудем о прошлом. Клянусь, я уже забыл о своем. Василиса осталась далеко позади, на предыдущей остановке… Мне нужны только вы, майн либе фрау. Станция моего назначения называется «Мелисса».
– А может, все-таки «Мари» она называется, ваша станция? – рискнула толстушка.
– Все мои пути ведут только к Мелиссе, – строго сказал Николай Константинович. – Это мое депо, если угодно.
Пассажиры, все, кроме разочарованной толстушки, зааплодировали – но аккуратно, стараясь не трясти Перстнями, на которые снимали видео для «Трубача». Импровизация получилась, это следовало признать, блестящей, и будь на месте Мелиссы Разумное Зеркало, оно наверняка сейчас заискрилось бы пиксельными фейерверками и запиликало электронными скрипками.