Блейк поднял было руку, но так и не коснулся моей шеи – лишь сжал в кулак. Представив, как позвонки трещат под его пальцами, я пробормотала скорбным голосом:

– Прости… Я сожалею…

– Ты не умеешь сожалеть, кукла, – злобно усмехнулся он. – Но, поверь, я сделаю все, чтобы ты научилась.

– Не представляете, как он меня бесит, – пьяно пожаловалась я, пристраивая опустевший бокал на дизайнерский столик гостиной Джеки. – Не верю, что отец добровольно написал в завещании такую ересь! Ведь Блейк мне, по сути, не родственник!

От резкого движения закружилась голова. Висевший рядом портрет Жаклин Кеннеди в стиле Энди Уорхола давно слился в цветастое пятно, и глаза не отличались от губ – явный показатель, что пора завязывать с алкоголем – но я упрямо потянулась к подносу с выпивкой. Единственный способ забыться – залиться старым добрым бренди. Или виски. Или текилой. Неважно, чем. Весь вечер я с радостью поглощала все, что горит.

– Притормози, – Бри вяло шлепнула меня по руке.

Лицемерка! Сама же вылакала из графина остатки «макаллана».

С наигранным возмущением я ткнула ее локтем в бок:

– В отличие от некоторых, я хотя бы не оставила без «завтрака» миссис Мэррит.

После очередного развода мать Джеки начинала прикладываться к бутылке еще до полудня, и к вечеру едва держалась на ногах. Отчим переехал в Сохо, к новой жене, и большую часть ночи пентхаус был в нашем распоряжении, чем мы неустанно пользовались все лето.

– Думаешь, она устроит истерику? – Бри виновато посмотрела на Джеки.

– Расслабься, – отмахнулась та. – Мать вырубилась час назад, и раньше утра не проспится. Успею долить ей какой-нибудь дешевой фигни из запасов Чака.

Со сводным братом Джеки воевала давно – налеты на его бар были привычным делом.

– Вы так и не помирились? – я сочувственно надула губы.

– Вот еще! – отсалютовав бокалом своей тезке [7] на стене, Джеки залпом опрокинула в себя остатки «кристалла». – Пусть катится к черту.

– С чего бы это? – донесся от двери язвительный голос. – За квартиру до сих пор платит отец.

– Да пошел ты! – Джеки запустила в него подушкой с дивана, но Чак даже уворачиваться не стал, просто поймал и кинул обратно.

Быстро и без усилий – даже с места не двинулся. Два года в качестве квотербека в школьной футбольной команде не прошли даром.

– Истеричка! – скривился он.

– А ты – зануда!

Оба пикировались, не выбирая выражений, и за те пару минут, что длилась перепалка, мы с Бри успели трижды пригубить скотч.

– Брейк! – наконец, не выдержала она, взмахнув рукой, как рефери перед боксерами. – Чарльз, сделай одолжение – исчезни. От твоих криков голова кругом.

Он попытался возразить, но Бри уже поучала Джеки.

– А ты не связывайся. Знаешь же, что ему нравится провоцировать.

В нашем неугомонном трио только Бри всегда оставалась рассудительной, даже будучи в сильном подпитии. Может, поэтому Чак с ней не скандалил – уважал способность мыслить трезво.

– Малолетние алкоголички, – пренебрежительно бросил он, покидая поле боя.

Показав язык вслед удаляющейся плечистой фигуре, Джеки победно вскинула руки:

– Кто молодец? Я молодец!

Она попыталась изобразить торжествующий танец, но ее повело. Успев подхватить оседавшее на пол тело, мы дружно расхохотались.

К полуночи я едва контролировала заплетающийся язык, но все еще упрямо продолжала ругать Блейка:

– Он давно мог снять отдельную квартиру. Нет же, каждый день маячит перед глазами. Видеть его не могу!

– Так переезжай в Барнард [8] , – Бри подлила себе джина. – Там вполне сносное общежитие.

– И зови нас на все вечеринки! – встрепенулась Джеки.

– Меня не приняли, – с горечью призналась я.

Конверт с заветным гербом прислали в конце мая, и я готовилась с гордостью ткнуть им в лицо Блейка, но радужные мечты разбились о крошечный абзац с отказом. Рассказать подругам провале я так и не решилась – было стыдно. А отправить документы в другой университет не позволяла гордость – все Рэдманы учились в Колумбийском.

– И ты молчала? – от возмущения Джеки едва не выронила бокал.

– Да какая теперь разница? – я спрятала лицо в ладонях, чувствуя, как глазам подступают слезы – выпитый скотч рвался наружу пьяной истерикой вместе с отчаянием и досадой, которые два с лишним месяца копились внутри. – Мне все равно нечем платить. Блейк хочет, чтобы я сама зарабатывала на обучение.

Всхлипнув, я разрыдалась от жалости к себе. Утешающие голоса подруг слились в неразборчивое бормотание. Слушая их вполуха, я то подвывала, то снова упрекала Блейка, но легче не становилось.