Первого августа должен быть письменный по литературе. Я сдала его враз и получила «отлично». Второй же по устной литературе и языку также. Теперь в моем экзаменационном листе стояли две пятерки. История прошла менее триумфально — «четыре». Я заспорила с одним из преподавателей по итогам Сталинградской битвы, пытаясь доказать, что маршал Рокоссовский был главным в той баталии и благодаря его штурмовым отрядам поддерживался ход боев за город. Он был со мной не согласен, определяя других и особенно генплан вождя, на чем я все-таки согласилась и мне за мой спор снизили отметку. Хорошо, что смекнула вовремя, что перехожу планку, а то «впороли» бы «неуд» за вольнодумство. Всё это еще предстоит оспорить, но уже в мое прошлое время.

И вот настал самый трудный для меня экзамен — иностранный язык. Генерал, конечно, здорово подтянул меня, да и курсы помогли вместе с девчонками, особенно с Машей. Когда я вытянула билет, то ахнула: тема была знакома, текст прилагался со словарем! И это было здорово! Прочитала, перевела даже без ошибок, устную тему ответила на автомате, а вот на вопросах засыпалась. Во-первых — еле поняла, что они хотели, и во-вторых запуталась в ответе, особенно подвела грамматика языка, на что мне указали, покачав головой. Я стояла ни жива, ни мертва ожидая отметки. Видела, как тихо советовались они, склонив головы друг к другу, всё же искоса поглядывая то на меня, то на листок с моими отметками. Потом вынесли вердикт — «хорошо». Я высочила из аудитории красная от возбуждения и слегка огорченная — с таким количеством баллов, я вряд ли пройду по конкурсу, который был очень велик, аж, пятнадцать человек на место. Но где-то глубоко все же таилась мысль, что буду учиться. Только как случится моей мечте, еще не догадывалась и боялась. Узнать можно было лишь на следующий день уже в центральном здании на доске объявлений.

Уже утром я стояла в толпе волнующихся абитуриентов и страждущих их родителей и готовилась к любому исходу. Когда вынесли списки, то я не ринулась за всеми, а дождалась, когда рассеется толпа и тогда подошла.

Свою фамилию я НЕ нашла!

Итак я не прошла по конкурсу. Надо было бы хотя бы еще пятерку по истории и то вряд ли, потому что с четверкой по языку было мало надежды, так как это был основной экзамен.

Я стояла у окна с моими новыми подругами, и мы обменивались впечатлениями, скорее расстраивались, а Маша, которая прошла, успокаивала нас, говоря о том, что можем попытать удачу на следующий год уже более подготовленными. Вторая наша знакома Люда из Вологды даже заплакала, я же стойко перенесла «отлуп» и старалась больше улыбаться. Потом нас развез Иваныч, понявший, как было тяжело нам сейчас. Обменявшись с ними адресами, я молчала всю дорогу до самого дома. Сидела, нахохлившись, а он пытался меня развлечь рассказами о своих молодых годах: как закончил до войны ПТУ и получил специальность автослесаря, потом работал в трамвайном депо, добираясь рабочим поездом по часу из пригорода столицы, где жил с матерью, как его забрали в армию. Возил своего командира и потом служил уже в гараже военсостава Кремля. Там его определили личным шофером к тогда еще полковнику Сергею Витальевичу, и с ним он прошел два года войны на передовой, до ранения.

— Наша машина попала под бомбежку на подступах к Ростову и полковника и меня ранили: его легко, а меня тяжело. Еле выбрался, — рассказывал мне Иваныч, уже внимательно слушавшей его историю.

— Значит, Сергей Витальевич воевал? — удивилась я.

— Да, конечно, — кивнул он. — Скорее инспектировал танки. — пояснил ординарец. — Хотя, бывало, брал в руки и оружие. Но это уже другая история.

Когда мы вошли в квартиру, то меня уже ждали. Генерал сразу понял по моему растерянному лицу о случившемся и тут же, нахмурясь, приказал Иванычу спускаться и заводить машину. Куда он уехал, не сказал, но судя по лицу, был расстроен. И только вечером после ужина, он сказал мне в кабинете, что я принята в ВУЗ сверх списка, кандидатом, вольным слушателем иначе говоря, но до окончания первой сессии.

— Будут отчисления обязательно, — улыбался он. — Не все выдержат такую нагрузку и само житие в столице. Вот увидишь. И если всё будет у тебя хорошо с учебой и ты сдашь все экзамены, то тебя зачислят уже постоянно, даже с денежным содержанием, то есть со стипендией.

Тут он возвел глаза к потолку и ухмыльнулся.

— И сейчас тебе придется внять моим советам и остаться здесь у меня на это время, так как общежитие тебе пока будет не положено.

— А я не стесню вас? — спросила чисто из необходимости как-то оправдать его предложение, из такта, что ли, понимая, что вопрос был ненужным.

— Нет, конечно! — усмехнулся генерал. — Я даже рад тому, что ты останешься со мной…с нами. — Поправился он и я увидела, как он слегка побледнел.

Я отметила, что он всегда бледнел, когда смущался, а не краснел, как остальные в щекотливом положении.

— Вот что значит дворянская кровь, — думала я про себя. — И как я рада тому, что остаюсь здесь в комфорте и довольстве. Хоть поживу как белый человек. А общежитие потом, еще успею «насладиться», помня свои юные годы.

Честно говоря, мне и не хотелось туда, так как когда-то уже испытала ту жизнь полную молодых забот и веселья. Но то были мои годы! А сейчас? Смогу ли с ними найти общий язык — с семнадцатилетними? Мне же почти шестьдесят! Если только учиться вместе и минимально при этом общаться?

Примерно с таким же вопросом я столкнулась еще в бытность моей «заушной», как говорили, учебой в моем времени. Там были студенты разного возраста и даже сорокалетние. В основном из сел и деревень, где нужны были в то время дипломы ВУЗА из-за зарплаты и по статусу. Уже тогда поняла, что мы молодые совсем не понимаем этих женщин старше тридцати пяти, погруженных в семьи, хозяйства, работу. А теперь мне самой придется как-то приспосабливаться. Уже с самого первого дня осознания, что я в другом мире и в другом теле, я никак не могу прийти в себя, никак не могу совместить возраст и внешность. Всё мне кажется, что я в прежних годах и мне неловко встречать улыбки и даже заигрывания молодых людей. Я всё чаще ловлю себя на мысли, что молодость мне дана в наказание что ли? Только за что?

Утром я не спустилась к завтраку, сославшись на недомогание, так как была поражена тем, что мое молодое тело показало малоприятную картинку на постели — кровавое пятно от моих прибывших месячных. Я вначале опешила, а потом криво усмехнулась:

— Да-а-а… — протянула я, почесав затылок. — Вот об этом и не подумала. В свои годы я уже подзабыла про такие дела. А теперь необходимо было думать и об этом. Да еще и девственница, скорее всего. То-то мне предстоит всё вспомнить и прочувствовать!