Я знала таких баб и в своем мире и быстро находила укорот их пересудам. Меня побаивались, потому что была резка и прямолинейна. А здесь! Чего же было терять, чай не девочка! Ведь поначалу в молодости, я сама испытала «на своей шкуре», как говорится, всю прелесть сплетен. Часто плакала от несправедливости таких разговоров и бежала к бабушке, на что она всегда смеялась:

— Переживать надо тогда, когда "перестанут говорить"! — повторяла она, утирая мои слезы. — И при том «на каждый роток не накинешь платок!»

Под её ласковыми руками и спокойным голосом, я затихала и переставала обижаться на злые языки. Со временем закалилась и даже начала давать отпор. А потом даже зауважали. А то-о!

Я ехала всё также на переднем сидении и смотрела в окно перед собой. Боковые были открыты и ветерок, влетая, ворошил волосы и обдувал разгоряченные лица. Сергей Витальевич сидел сзади и читал газеты, с трудом переворачивая листы, которые также шевелились под этим летним ветерком. За окном проносились дома, скверы и фонтаны, которых много было в Москве. Люди шли по тротуарам сплошным потоком, а по дорогам ехали машины. Впрочем, ни те, ни другие не мешали друг другу, не создавали ни толчеи, ни заторов. Еще не было в столице такого количества автомобилей, когда стоишь в пробке, больше, чем едешь. Всё это было впереди!

На душе у меня было радостно и хотелось петь. И я замурлыкала, прислушиваясь к голосу певицы в радиоприемнике, которым были оснащены эти первые современные легковые автомашины. Она пела милую французскую песенку на русском языке:

— Да, Мари всегда мила!

Всех она с ума свела.

Кинет свой веселый взгляд,

Звезды с ресниц её летят…

Я крутила ладонями и махала ими в такт веселой мелодии, а Иваныч искоса смотрел на меня и ухмылялся сквозь усы. Иногда он заглядывал в переднее зеркало, наблюдая за реакцией генерала и крутил головой. Он видел, как счастливо улыбался его хозяин, и он понимал его настроение. КАк он был возбужден, я чувствовала даже спиной. И мне это нравилось, черт возьми!

Прошло еще немного времени, и мы приблизились к дачному поселку. Тут и там виднелись домики, окруженные садами и небольшими заборчиками, огораживающие деревянные постройки конца прошлого начала нынешнего двадцатого века.

К одному из них мы и подъехали.

Иваныч остановил машину и открыл низкие ворота их крепкого штакетника. Заехав во двор, весело сказал:

— Прибыли!

Генерал вышел и подал мне руку, придержав дверцу. Я быстро выскользнула из машины и с любопытством огляделась. Передо мной высился дом, деревянный, крашенный зеленой краской и слегка облупившийся от дождей, с пристроенной под крышей мансардой, поэтому казавшейся высоким, двухэтажным. На коньке виднелся разноцветный флюгер, который весело вертелся под ветерком. Окна были закрыты ставнями и пока я не разобрала, как они выглядят. Крыльцо с тремя ступенями под козырьком и перилами переходило в открытую веранду. Генерал подошел и открыл висячий замок. Толкнув двери, пригласил меня в дом. Я прошла и очутилась в помещении начала века: старинная тяжелая мебель, ковер на дощатом полу, стол в середине большой прихожей или зала, яркий шелковый абажур над ним. По стенам шли две лестницы, переходящие в небольшой балкон с дверями в мансарду. Мне было не рассмотреть пока оснащение и саму обстановку в полумраке, но когда Иваныч открыл ставни, и свет проник в дом, я увидела, что была права Глаша, местная домохозяйка мало уделяла внимания уборке — чувствовалась пыль и некоторая затхлость закрытого помещения. И тут же услышали женские возгласы и показалась моложавая особа, в открытом сарафане с ярко накрашенными губами и «шестимесячной» завивкой. Она ворвалась с возгласом: — А где наш любимый генерал? И остановилась, вдруг увидев меня.

— Вы кто? — вытаращилась она на меня и её небольшие губы, похожие на куриную гузку накрашенную помадой, сузились ещё больше.

Это было так смешно, что я не выдержала и прыснула, потом отвернулась и попыталась привести себя в порядок.

— Это наша Валя! — ответил Иваныч, внося в дом вещи и корзинки со снедью. — Познакомься,

Потом обернулся ко мне.

— Это местная домработница — Зоя Харитоновна. Прошу любить и жаловать.

— Ну, уж любить пока не за что, — фыркнула я мысленно, — а вот жаловаться надо. При том вслух.

— Что же тут так пыльно, Зоя Харитоновна! — улыбнулась я. — Может, скАжите где тряпки и вода. Надо прибраться. Да и проветрить не мешало бы. Иваныч, открывайте все окна!

Та вначале на мои слова зло нахмурилась, но, увидев взгляд хозяина, тут же защебетала, оправдываясь, что мол только недавно убиралась, но пыль летит через окна и невозможно за ней уследить. То, что она врет, все поняли, но смолчали, потому что она тут же принялась за уборку и начала покрикивать на Иваныча, указывая ему, что надо делать. Генерал, видя такую мешанину, взял меня под руку:

— Пойдем Валя, я покажу тебе сад.

Я с удовольствием вышла с ним из помещения теперь напоминающее бедлам из окриков, суеты и запаха мокрых тряпок. Мы зашли за угол дома и я увидела настоящий старинный сад с яблонями, усыпанными плодами, зарослями малины, кустами смородины и крыжовника. Стены просторной беседки были обвиты виноградом, видимо районированным, потому что на крепких лозах виднелись темные гроздья ягод. Пахло медом и скошенной травой. Вот сад-то был ухожен и радовал глаз. Скорее всего, им занималась не та домработница, что была слышна даже здесь. Это был мастер своего дела и любитель в одном лице. Как я узнала потом, раз в неделю сюда наведывался сторож этого дачного участка и делал нужную работу — поддерживал порядок и собирал плоды. Когда нужно было хозяину, то оставлял на веранде, иной раз забирал себе, как оплату за труд. Деньги не брал, если только генерал привозил тому бутылку водки и тем был доволен.

— Сергей Витальевич, — обратилась я к генералу, когда он пригласил меня посидеть на веранде. — Я пройдусь? Посмотрю сама?

— Да, конечно, — махнул он мне рукой, а сам сорвал приглянувшуюся кисть винограда и прошел внутрь беседки.

Я с удовольствием начала осмотр. Подошла к яблоне, нашла у корней яблоко, протерла его и надкусила. Оно было вкусным кисло-сладким и пахло медом. Далее я обнаружила малину и сорвала несколько крупных ягод. Они были сочными. На кустах смородины чернели крупные плоды, больше, чем обычно, а крыжовник радовал глаз уже созревшими ягодами, чуть желтоватыми и почти прозрачными, сквозь кожицу которых виднелись косточки. Я набрала полную горсть малины и вернулась к хозяину. Он сидел прямо перед входом и наблюдал за моими действиями. Когда я подошла ближе, поднял голову.