Степанов слушал молча, с безразличным выражением на лице. Наручники вещь, конечно, неприятная, но возможности кое-какие остаются. Он пошевелил руками, прикинув вес браслетов. Оценил расстояние - до гладковыбритого квадратного подбородка Питона было чуть больше двух метров. Капитан медленно подтянул ноги.

– Что, Миш, красиво прыгнуть хочешь? Как в кино?
– насмешливо спросил Питон.
– Загрызть меня желаешь? Друга старого? Валяй, грызи...

Питон сделал небрежное движение кистью, и тотчас же в руке его остро блеснуло узкое лезвие. Еще одно движение - клинок изчез, еще одно появился снова и тут же опять пропал.

– Во, Миш, как в цирке, а?
– похвастался Питон.
– Сможешь повторить?

Он опять тряхнул толстыми, на вид неуклюжими пальцами. На этот раз финка появилась в ладони рукояткой вперед. Рукоятка, теплая на вид, была сделана из бересты - спрессованные и отшлифованные кусочки коры. Питон протянул руку к капитану.

Вдруг финка, словно сама собой, вылетела из руки и впилась в подлокотник кресла. Степанов непроизвольно отпрянул от подрагивающего тонкого клинка.

– Не, не сможешь!
– констатировал Питон.
– Ножа не любишь. Боишься!

Он встал, шагнул к Степанову, выдернул нож из кресла, поднес узорчатый клинок к глазам капитана.

Тонкая гравировка изображала кобру с раздувшимся капюшоном. Взмах кисги и нож исчез, как не бывало.

– Поговорим?
– Питон положил руку Степанову на плечо и слегка надавил. Капитан непроизвольно скривил губы - больно, все же Питон чудовищно силен.

– Что тебе нужно?
– спросил Степанов, попытавшись стряхнуть вцепившуюся в плечо ручищу.

– Покой и порядок, Миша! Мне нужен покой и порядок, - ответил Питон, не убирая руки.

– Это от меня не зависит.

– От тебя, Миш, зависит, будешь ты сегодня жить или зажмуришься. И еще это зависит от меня. Поэтому ты мне все распишешь подробненько, а уж я решу - отпустить тебе грехи здесь или в рай командировку выдать.

– Много на себя берешь, сволочь!
– Степанов попытался рвануться, но тут же светлая сталь ножа прижалась к его щеке. Капитан замер, с дрожью ощущая холод лезвия у правого глаза.

– Я, Миш, инструментом владею. Ты мог убедиться.
– В густом низком голосе Питона прозвучало непритворное сожаление.
– И шкуру с тебя спускать буду очень-очень медленно. По маленьким кусочкам. Так что лучше не дергайся, а быстро отвечай на мои вопросы. И вежливо отвечай, я люблю, когда - вежливо.

– Ладно, спрашивай!

– Так-то лучше.
– Питон убрал нож от лица капитана и снова сел в рабочее кресло.
– Вопрос первый: почему у твоей конторы вдруг отросли такие страшные клыки на Армена?

– Какого еще Армена?

– Миша, Миша, - покачал головой Питон.
– Я мясником быть не хочу, но ты уже начинаешь меня утомлять!

– Слушай, Питон!
– сказал Степанов серьезно и спокойно.
– Я действительно не знаю никакого Армена. Здесь какая-то ошибка!

– Он не знает! Он не знает, а?! Ты, супермен х..в, ухлопал двоих лучших людей Назаряна и вдобавок голубаря этого, Фреда, и теперь - он не знает! Это кто тебе давал?

Вышедший из себя Питон швырнул на стол никелированный револьвер.

– А ты уверен, что ты мне этот ствол давал?
– насмешливо спросил Степанов.
– Доказать сможешь?

Но несмотря на бодрый тон, ему стало не по себе - он начинал понимать смысл происходящего.

– А мне доказывать нечего. И некому. Я здесь сам и судья, и прокурор, и эксперт. В одном лице. Так будешь говорить?

– Пошел ты...

Питон на этот раз не обиделся. Задумчиво посмотрел он на капитана.

– Ты что, действительно не знал, что Сурен - человек Назаряна?

– Нет.

– За что же ты тогда их грохнул? Постой-ка, а на Дмитровке не ты ли, случаем, пошалил?

От такого предположения Степанов аж подпрыгнул в кресле и издал нервный смешок. Склонив к плечу плешивую голову, Питон с некоторым недоумением наблюдал за реакцией капитана.

– Значит, эти ребята были не из бригады Сильвера?
– спросил Степанов.

– Ах вот как...
– протянул Питон.
– Ошибочка, значит, вышла? Что ж ты так... Миш, сейчас я на коне, а ты в заднице. Согласен?

– Согласен.

– А коли согласен - давай рассказывай все по порядку. Ты же знаешь - я закон свято соблюдаю и до сих пор мы с тобой ладили неплохо.

Степанов кивнул. Что верно, то верно - Питон был джентльменом, в той степени, конечно, в которой это понятие может быть применено к уголовному авторитету. Капитану вдруг стало почти весело - ситуация из тональности трагической явно трансформировалась в какой-то гротеск.

"Водевиль, ей-богу!
– подумал капитан, с кривой ухмылкой рассматривая своего гориллоподобного собеседника.
– Этакий благородный разбойник. Визитку и котелок ему - обхохочешься".