– Слушай, а я когда-нибудь курила? – прервала я молчание.

– При мне точно нет, – задумался Иоганн, – может раньше когда.

– Эх, сейчас бы сигаретку! Я, случайно, не умею создавать предметы из воздуха?

– Нет, это невозможно, – улыбнулся Иоганн, по-прежнему разгоряченный под шлейфом зябкого морского бриза, и уселся в плетеное кресло напротив меня. – Но ты можешь разбудить соседа и попросить его сбегать. – Он кивнул на одиноко болтающиеся на сушилке соседнего балкона плавки. – Поверь, если ты заглянешь в глаза и прикажешь, он не сможет противиться. Хочешь попробовать?

– Пожалуй, нет. Мне жаль соседа, и я не хочу начинать курить. Ты почему проснулся? – перевела я разговор, не глядя Иоганна. Теперь я вдруг начала ощущать неловкость при виде его наготы.

– Не нащупал тебя и пошел искать. Решил, что далеко ты сбежать не должна была. И видишь, угадал – ты просто украла мою одежду и спряталась на балконе, – засмеялся он и добавил уже серьезнее: – И почему же не спишь ты?

– Ты ужасно ворочаешься и бормочешь всякую ерунду!

– Какую еще ерунду? – Иоганн напрягся, передернув плечами.

– Не знаю, я толком не понимаю ни французский, ни уж тем более тот второй странный язык. Ты всегда разговариваешь во сне? Извини, я не помню.

– Нет, – улыбнулся он, – только когда слишком много впечатлений. Пойдем, тебе нужен отдых, а я обещаю, что не буду больше брыкаться.

Он протянул кисть, на пальцах которой мутно переливалась россыпь камней в перстнях, и я со вздохом приняла руку, проследовав в кровать. Стоило голове коснуться подушки, как я погрузилась в мир снов. Последним ощущением стало мимолетное прикосновение теплой ладони Иоганна к моей щеке.

Шумная рыночная площадь воняла так, что с непривычки можно было потерять сознание. У меня же эта привычка имелась. Мимо то и дело сновали чумазые дети, предлагая никому не нужные товары, лишь бы выручить гроши, чтобы не умереть с голоду. За ними по пятам следовали менее совестливые ребята, норовившие обокрасть зазевавшихся парижан, отправившихся за покупками.

Неровная брусчатка под ногами из разномастных камней превратилась в топкий грязный ковер из смеси нечистот, мусора и остатков пищи, лишь изредка выглядывая наружу каменными буграми. Лошади, доставившие товар на забитую людьми площадь, ждали в стороне, справляя нужду прямо рядом с прилавками.

Я пришла на рынок вовсе не для того, чтобы к вечеру соорудить обед из клеклой лепешки и протухшей за день рыбы, к тому же денег у меня не осталось даже на такую еду. Я знала, кого ищу – лысеющий череп соседа с жирными складками шеи, подрагивающими при ходьбе, я заприметила давно и отправилась следом. Я собиралась заманить его в безлюдный переулок и там воздать по заслугам. Вот только шел он слишком оживленными улицами, постоянно останавливаясь, чтобы перекинуться словом с первым встречным, а потом и вовсе вывел меня на рыночную площадь.

Злость и ненависть застилали мне глаза, заставляли бессильно сжимать и разжимать кулаки, словно я собиралась его бить. О нет, я приберегла для соседа, убившего единственного моего родственника, другое оружие – саму себя!

Всю дорогу я держалась чуть поодаль, но, поняв, что остаться наедине все равно не получится, решила больше не прятаться. Ускорившись и обогнув телегу с тряпьем, я возникла из неоткуда прямо на его пути. Конопатый и косящий на один глаз, сосед осклабился, показывая немногочисленные гнилые зубы.

– Что, красотка, угостить тебя? – с хохотом спросил он.

Ненависть вдруг исчезла, уступив место горю. Огромному горю маленькой девочки, у которой не было никого, кроме отца – единственного родного человека, растившего ее как самый редкий цветок в любви и изобилии. Человека, ради спасения которого она пошла на сделку с колдуном. Человека, который погиб от руки этого толстяка, позволяющего себе игриво улыбаться прямо ей в лицо.

Горе было столь велико, что оно вырывалось наружу, выталкивая какую-то неведомую мне самой силу. Я не отрываясь смотрела на сжавшегося под моим взглядом, но все еще усмехающегося соседа, пока вся площадь вокруг с ее людьми, шумом и запахами не отразилась в его бесцветных глазах.

Тогда я, сама не осознавая, что делаю, очертила руками круг над головой, сомкнув их в области сердца, и приложила ладони, пылающие огнем, к груди мужчины. «Умри!» – прокричала я, что было мочи, и в то же мгновение сосед осел, хватая ртом воздух, то бледнея, то багровея. На загаженную торговую площадь приземлилось уже мертвое тело.

«Ведьма!» – завизжала рядом какая-то женщина.

«Держите убийцу!» – закричали с другой стороны.

Но крики стихли так же быстро, как начались, и вся толпа, обращенная взглядами на меня и мертвого мужчину у моих ног, перешла теперь на шепот, пальцами тыча куда-то между прилавков. Оттуда в одиночку, без стражников, коней и крестов двигался человек в одеянии инквизитора. Он пристально смотрел на меня из-под капюшона, и каждый его шаг приближал глупую ведьму к неминуемой гибели.