Но в этот раз он вовсе не стремился останавливаться – только распаляясь и отрываясь на мгновение, чтобы отдышаться. Я почувствовала, как в душе что-то всколыхнулось, что-то новое и неизведанное внутри готово было вот-вот ответить и открыться навстречу его напору. Вдруг Иоганн дернулся, рывком отстранился, и в глазах его отразился панический ужас ребенка, увидевшего монстра. Он сбивчиво зашептал, не давая мне ничего сказать:

– Анна, умоляю, спаси меня! Это он, все он! Я ничего не могу! Он слишком силен! Умоляю – вспомни! Не поддавайся! Спаси меня! Спаси себя!

– Что, что? – В голове метались хаотичные образы, не позволявшие мне остановить их, рассмотреть и попытаться понять, что за бред несет мой парень, еще секунду назад поглощенный поцелуем. – От кого спасти? Кто он? Чему не поддаваться?

Но испуганный мальчишка исчез так же быстро, как и появился. Красивый и статный Иоганн с полыхающими огнем глазами снова оказался совсем близко, призывно маня в свои распахнутые объятия, словно в расставленные сети.

– Что это было? – повторила я вопрос.

– Просто видение, – пожал плечами он, будто стряхивая с себя это нелепое недоразумение.

– Видение? – теперь уже я отдалилась, безмолвно требуя объяснений.

– Да, видение. Париж, пятнадцатый век. Мы были с тобой вместе, сильный колдун и могущественная ведьма.

– Это ты рассказывал, я помню. От кого я должна тебя спасти?

– От инквизитора. – Иоганн криво ухмыльнулся. – Привязался к тебе один, пытался задурить голову, одурманить. Хотел влюбить в себя, чтобы добраться до меня, а потом сжечь нас обоих.

– И что же?

– Ему это удалось, – с вызовом взглянул на меня Иоганн, – ты поверила ему, влюбилась и предала меня.

– Я предала тебя? – Комок жалости к нему и ненависти к самой себе подступил к горлу.

– Да, с тех пор я часто переношусь к тому моменту, когда просил тебя не бросать, не уходить… Особенно в секунды счастья – не могу поверить, что ты, из плоти и крови, здесь, со мной… Ведь ты не предашь меня и в этот раз?

– Нет, конечно же, нет! Сможешь ответить только на один вопрос?

– Да, – он снисходительно усмехнулся, все еще не спуская меня с колен.

– Как звали этого инквизитора?

– Пьер.

Я стояла перед зеркалом в полстены, в котором отражалась вся комната. Громадная двуспальная кровать с ярко-алым покрывалом, созданная для любовников, забывших обо всем на свете, в бликующем стекле выглядела искаженно, преувеличенно. Репродукции картин импрессионистов с двух сторон от нее только подчеркивали странность номера, который сразу приглянулся Иоганну и оттолкнул меня. Комната не ждала, что постояльцы будут в ней жить – ни огромных шкафов, способных вместить гардероб курортниц, желающих показать все лучшие наряды за одну неделю, ни чайника или хотя бы холодильника. Зато мягкий ковер с длинным ворсом, искусственный камин и набор бокалов слишком откровенно намекали на свое предназначение. Сплошная взлетная площадка для любви.

Ночная рубашка светло-голубого цвета, единственный предмет ночного гардероба, уложенный Иоганном в чемодан, была почти прозрачной, и моя бледная кожа, имея тот же оттенок, почти сливалась с нежной тканью, заставляя чувствовать себя полностью обнаженной. Макияж был смыт, и теперь я видела настоящую себя – с веснушками, ранними морщинками от активной мимики и пронзительными глазами.

Я расчесывала длинные, немного вьющиеся волосы, сбившиеся за день в колтуны, когда сзади подошел Иоганн. Раздетый по пояс, он обхватил меня руками и положил подбородок на мою голову, чуть ссутулившись. Его отражение смотрело на меня большими грустными глазами преданного пса, полного сожаления за свои проделки. Он чмокнул меня в макушку и глубоко вздохнул.

– Прости, что испортил вечер. Поэтому врач и не рекомендовал тебе ни о чем напоминать, некоторые воспоминания лучше придать забвению. А то, что действительно нужно, вспомнишь сама.

– Это прошлая жизнь, теперь все это неважно. Все по-другому. – Мой голос еще дрожал, а глаза щипало от рек слез, которые только-только иссякли.

Всю дорогу до дома я с неистовой силой выпутывалась из объятий Иоганна, ставших вдруг липкими и неприятными. Мне было противно находиться рядом с ним, противно быть самой собой. Хотелось раствориться в воздухе, обратиться рекой и слиться с морем, лишь бы не чувствовать!

Услышав про видение Иоганна, мое предательство и обманщика Пьера, я начала задыхаться. Подсознание плевками выкидывало картинки из моей недавней жизни, когда Иоганн предупреждал, что этот инквизитор опасен, когда умолял меня помочь ему, когда уже рассказывал о моем предательстве. Рассказывал так, будто не держит зла, будто смирился и простил. Только вот я не могла простить себя! Бедный, бедный Иоганн! Что бы он ни скрывал от меня, он делает это ради моего блага, чтобы сдержать мое сумасшествие и сберечь мою душу!