– Лиз, да послушай, я…

– Ничего я слушать не собираюсь. Лежи и жди. Я скоро вернусь. – Лиза задержалась у дверей, взглянула на начавшего подниматься с кушетки Костю. – А ты посиди здесь, вдруг этой «прекрасно себя чувствующей» пациентке хуже станет.

– Окей, – Костя плюхнулся обратно. Особо обрадованным необходимостью сидеть тет-а-тет с Аней он не выглядел.

Двери за Лизой закрылись, и в палате воцарилась тишина. Костя молчал, уставившись в потолок и категорически не желал даже искоса смотреть в её сторону.

– Хватит потолок сверлить, сейчас штукатурка уже посыплется, – Аня попыталась хоть как-то разрядить напряжённую обстановку.

– Не посыплется, – буркнул Костя, даже не подумав взглянуть на неё.

– Ты, конечно, вряд ли поймёшь, о чём я, но… Я очень рада видеть, что ты жив. Правда.

– Вроде не умирал ещё ни разу, – все тот же отстранённый голос и упрямый взгляд в потолок.

Громко вздохнув, Аня решила идти напролом.

– Какого чёрта, Костя? Почему ты не хочешь даже смотреть в мою сторону?

– Типа ты не знаешь.

– Вообще-то я без понятия.

– Потеря памяти после вчерашнего, что ли?

– Я и до вчерашнего вечера не помню ничего такого, за что ты можешь меня ненавидеть. Ну, кроме того…

– Раз помнишь, зачем делаешь вид, что ничего не знаешь?

– Единственное, что я могу предполагать – это то, что ты на меня в обиде за то, что я тебя… кхм… убила.

– Что ты несёшь? Ты меня не убивала. Хотя знаешь, мне иногда кажется, что лучше бы это было так.

– Твою ж мать, как же вы все достали, – громко выдохнув, Аня откинулась на подушку. Несмотря на бушующий внутри гнев, её голос звучал опустошённо и безэмоционально. – Почему все вокруг считают нормой говорить со мной загадками? Почему никто не хочет ничего говорить прямо? «Аня, ты что, не в курсе?», «Аня, ты забыла, что ли?», «Аня, сама не догадываешься?»… Открою тебе, Костя, стрррашную тайну: – и тут она, резко сев на кровати, внезапно для самой себя заорала во весь голос, не без удовлетворения заметив, что от её крика Костя вздрогнул и таки посмотрел на неё. – Я не умею читать мысли, вашу мать! Если я что-то спрашиваю, значит, я чего-то не знаю! Или это так, блин, сложно? Неужели нельзя просто взять и прямо ответить на вопрос? А? Что молчишь? Думаешь, как опять уйти от ответа?

Костя спокойно дослушал её тираду. Однако, когда он заговорил, его голос тоже дрожал от едва сдерживаемой злости.

– Всё высказала? А теперь слушай. Но перед этим ляг обратно, не то Лиза меня прибьёт.

Аня откинулась в кровати, не сводя с Кости сердитого взгляда.

– Доволен?

– Вполне. Интересно, почему я тебя, мягко говоря, недолюбливаю? Окей, напомню…

Открывшаяся дверь палаты перебила его.

– Что за вопли на весь коридор, Анна Сергеевна?

В дверном проёме стояла девушка среднего роста. Белые туфли-«лодочки», белый халат, под которым можно было заметить чёрную юбку до колен и белую блузку-безрукавку. Длинные светлые волосы завязаны в тугой узел на затылке. Минимум косметики, никакой бижутерии. Очень милая, но сейчас голубые глаза смотрели с укором.

– Вам сейчас покой нужен, а вы, пардон, орёте так, что, того и гляди, усугубите своё и так незавидное положение сорванным голосом. Это Вы её довели? – Укоризненный взгляд сместился в сторону Кости.

– Сама себя довела. Пойду я прогуляюсь, пожалуй, – и Костя, вновь игнорируя Аню, вышел из палаты. Стоявшая в коридоре Лиза хотела пойти за ним, но девушка-врач придержала её за руку.

– Елизавета Сергеевна, а Вас я попрошу остаться, – идеально скопировав интонации группенфюрера СС Мюллера из «Семнадцати мгновений весны» сказала она. – Как единственную присутствующую родственницу.

Девушки зашли в палату и закрыли дверь.

– Меня зовут Валентина Вадимовна, и со вчерашнего вечера я – Ваш лечащий врач. Впрочем, пока кроме нас в палате никого нет, можете называть меня просто Валей. Не настолько уж я и старше вас, – Валя улыбнулась, вмиг преобразившись из сурового доктора в милую собеседницу. Ане показалось, что в палате стало немного светлей от её улыбки.

– Сестра сказала, что Вы латали меня полночи. Спасибо… Валя.

– Пожалуйста, Аня. Искренне тебе сочувствую. То, что эти… нет, не мужчины, у меня нет слов, чтобы как-то их назвать… в общем, то, что они с тобой сделали – это просто ужасно. Я сейчас даже не берусь предполагать, сколько времени тебе понадобится на полное восстановление, но, думаю, речь идёт не менее, чем о…

– Валя, подождите. Извините, что перебиваю, но я в полном порядке.

– Аня, я, конечно, всегда говорю всем пациентам, что позитивный настрой играет важную роль в выздоровлении, но… к сожалению, не всё так быстро.

– Но я говорю правду.

– Знаешь, если бы тебя вчера вечером осматривал другой доктор, возможно, я и усомнилась бы в его предварительной диагностике. Но когда Константин вызвал «Скорую помощь», осматривала тебя я. И поверь, я была совсем не в восторге от того, что вижу. На тебе практически не было живого места. Я специально сказала санитарам убрать зеркало из палаты, чтобы ты не ужаснулась, когда придёшь в себя.

Только сейчас Аня обратила внимание на то, что даже её лицо перебинтовано, а носовая часть – как-то особенно. С целью фиксации, догадалась она.

– А Вы снимите с меня бинты. Удивитесь.

– Аня, я не думаю, что сейчас…

– Пожалуйста. Я очень Вас прошу, Валя. Сложила бы руки в умоляющем жесте, да гипс мешает. Но его Вы точно не захотите снимать.

– Естественно, не захочу.

– Давайте договоримся так: если Вы снимете с моего лица бинты и там все окажется в порядке, как я и говорю, то Вы согласитесь снять и гипс.