Вслед за Косьяном направился Витус, ведя лошадь под уздцы. Проходя мимо Ригара, он остановился и высокомерно посмотрел на него. Странное чувство возникло внутри. Неоднократно всплывающее желание расколоть задире череп сменилось какой-то смесью жалости и отвращения.

Витус поднял тесло и на лицо униженного, спущенного с облаков человека посыпалась прилипшая к лезвию земля.

– Глубоко вошло, – насмехался он. – Жаль, что мимо.

Ригар стыдливо отвернулся, выплёвывая почву, попавшую ему в рот.

Ионеси безмятежно существовала, даря окружающему миру жизнь. Любое создание, будь то кровожадное чудовище, безобидная зверушка, разбойник или обычный крестьянин – все они пользовались её благами. Она, как истинное воплощение добра и равенства, не выбирала, кому принадлежать, распахнув свои объятия всему сущему.

Косьян внимательно наблюдал за течением реки. Эти передвигающиеся толщи воды умиротворяли тревогу в сердце, наводили порядок в голове.

– Отец говорил, что мы должны жить так же как она, – он услышал, как за спиной фыркнула лошадь гостя, поэтому заговорил.

– Река? – недопонимал Витус.

– Да. Быть частью природы и двигаться вместе с ней. Не сопротивляться её желаниям. Не противиться судьбе, – Косьян погрузился в детские воспоминания. – Неукротимая сила, идущая заранее уготовленным путём и не изменяющая ему. Это ли не совершенство, то состояние спокойствия, которое мы все так ищем?

– Бывает, реки покидают берега, высыхают, меняют направление. Да и не все они спокойные.

– Они такие, какие есть. Это мы хотим видеть их другими, пытаемся подстроить под себя. Не понимая, что всё должно быть наоборот. Из-за того они и разрушают крепости, затапливают деревни. Потом мы кричим и проклинаем всех и вся. А нужно всего лишь понять природу. Не строить там, где теперь руины.

Витус подвёл кобылу к краю берега. Место для заселения керохийцы выбрали удачное. Рядом находилась заводь, царило умиротворение.

– Не думаешь, что мы нарушаем одно и то же правило? Везде и всюду? – размышлял Косьян вслух. – Оно одно. Не так сложно его запомнить.

– Проблема не в запоминании, – Витус приспустился ещё ниже, подтягивая к себе осторожничающее животное. – В понимании.

Вожак кивнул, соглашаясь с его выводом.

Одна мысль, вылетевшая на свет из головы Косьяна и сумевшая найти пристанище в голове незнакомого человека, сблизила их, словно двух долго молчащих философов, проживших несколько десятилетий среди невежд. Это приятное ощущение взбодрило сурового керохийца. Его рассуждений бы не поняли сородичи, да он и не пытался объяснить им очевидное. Скудный ум не замечает красот и правды.

Лошадь, проваливаясь передними копытами во влажный песок, приблизилась к воде, вытянула шею, и начала утолять жажду.

– Знаешь, что меня удивило? – Витус почерпнул в ладонь водицы и освежил ей лицо. – В такой глуши, да ещё среди керохийцев, мне повстречался мыслитель.

– Чаще в леса заходи.

– Я из них выйти не могу. Они повсюду. И в них обитает мало дружественных зверушек и людей.

– Мой народ не знает ласки, поэтому кажется таким бесчувственным.

– Женщин не хватает? – нелепо пошутил Витус.

– Я не о плотских утехах.

Чужак отступил от воды и, утопая в мокром песке, карабкаясь по крутому берегу наверх, поднялся к Косьяну.

– А ты где ласку познал? На севере её мало, – спросил он, счищая глину с подошвы.

– Я не одуванчик, но добро замечать умею.

– Твои сородичи предпочитают говорить топором.

– Им гораздо легче объяснять. И заметь, я сказал «кажется».

– Я не сомневаюсь, что вы друг друга нежностью из ведра поливаете. Другое дело чужаки.

– До них нам дела нет.

Витус протянул ему тесло и сказал:

– По отношению к чужому и судят человека.

– На то их и называют чужими, – Косьян улыбнулся и принял орудие. – Что нет к ним никакого отношения. И смысла притворятся, нет.

К берегу подошли две босоногие девушки в белых платьицах, скрывающих стройные фигуры. Девицы были хороши: на лица милы и свежи.

Витус смущено отвернулся от них.

– Девок ни разу не видел? – удивился его поведению Косьян.

– Видел.

– Пойдём, пусть спокойно делом займутся, – керохиец сурово глянул на молоденьких северянок, вытаскивающих из корзины грязное бельё, и пошагал к избам. – Ты правильно делаешь, что не пялишься на них. Такую наглость мы не прощаем.

Нежелательного когда-то путника Косьян пригласил в своё жилище. Данный поступок означал, что иноземец заслужил доверие. Для керохийцев это имело огромное значение, ведь чужеземцев они не привечали. Те, кому посчастливилось получить их расположение, ценили такой доброжелательный жест и старались не очернить себя непристойным поведением, которое могло погубить не только гостя, но и хозяина. Северянина, приютившего преступника, считали слабым звеном, человеком, не разбирающимся в людях и не видящим разницы между злым духом и добрым. Такой сородич мог поставить под угрозу всех, уничтожить будущее собственного народа.