Витус глотнул уже подстывшего отвара и сказал:

– Надо начинать готовиться. Ловушки будут кстати.

Хозяин недовольно посмотрел на него и подошёл к печи.

– Жаждешь проломить мне череп? – спросил гость.

– Тебя значит, совесть ест, а у твоего друга её нет?

– Не ты ли гордо прогонял нас?

– Гордости не было, было недоверие, – дерзко ответил керохиец. – И не говори, что тебя не терзают сомнения.

– Сомнения в чём? – поднял брови Витус.

– В нас, во мне, в моих решениях.

– По нашим правилам, мне не желательно пить этот отвар. Я совершаю глупость и проявляю неосторожность. Это осуждается орденом. Желающих нас похоронить много, – Витус залпом выпил содержимое кружки и, перевернув её верх дном, приземлил на поверхность стола. – Теперь расскажи мне о моём недоверии к тебе.

Косьян покусывал нижнюю губу и наблюдал за собеседником, проявлявшим смелость.

– Что касается твоих решений, тебе ли не всё равно, какое мнение у меня сложилось по отношению к ним? – выговорился Витус.

Северянин, скрестив руки на груди, прошёлся вдоль стены. Ему было за свою неустойчивую позицию и нытьё. Это совестливые чувства отягощались тем, что всё происходило на глазах у чужака.

– Мне наплевать, – сказал он, остановившись возле оружия.

Темнело. Солнце утопало за горизонтом. Уставшие от работ северяне собрались вокруг костра. Несколько девушек подносили своим защитникам скромную, но сытную пищу. Сами же они вместе с детьми вкушали еду в избе, оставив мужчин без женского ропота.

Причин радоваться не было. Мужики оглядывались по сторонам, реагировали учащённым сердцебиением на каждый подозрительный хруст и шелест. Казалось, что этих звуков было больше обычного. Страх играл с подсознанием. Спокойный когда-то лес, стал мрачным и чуждым керохийцам.

Косьян не поведал сородичам о том, что члены Братства привели чудовище прямо к их дому. Конфликтов необходимо было избегать. А в силу врождённой вспыльчивости они не могли не возникнуть в результате прослушивания подобной истории.

– Сколько нам ещё копать? – выразил недовольство Ригар.

– Не копать, а готовиться, – Косьян наслаждался ухой и звёздным небом, ставшим необычайно прекрасным во время беды. – Победа любит подготовку.

– И так все капканы поснимали со звериных троп, – продолжалось негодование. – Чем кормить семьи будем?

– Да стоят твои капканы, – капли супа стекали с бороды лохмача. – С голоду не подохнешь, не переживай. Река накормит. Лучше бойся того, как бы самому дичью не стать.

– Сколько?! три штуки осталось, да и те бы притащили, не будь они так далеко.

– Да угомонись ты! – заткнул Ригара лохматый, плеснув в него остатки пищи. – Надо будет, и за остальными поползёшь.

– Ты сейчас эту уху вылизывать будешь! – взъерепенился тот.

Косьян воткнул топор в соседний пенек, и тишина вновь посетила трапезу.

– Я смотрю все бодрые, – начал он. – Для дежурства самое то. Желание есть у кого?

Вожак окинул взглядом ссорящихся соплеменников и улыбнулся их страху, дающему его власти сил.

Руку поднял юный воробей, сидящий некогда с луком на крыше. Это был одиннадцатилетний парнишка, мечтающий выйти на караул первым и стать, тем самым, ровней взрослым.

– Опусти руку Вур, твой день ещё не настал, – улыбка Косьяна смягчила отказ, но малец всё равно погрустнел.

Один из керохийцев дал пареньку лёгкий подзатыльник и все дружно посмеялись над неоперившимся птенцом, вогнавшим себя в краску. Каждый из северян проходил через это и помнил счастливые детские годы, когда каждому хотелось поскорее стать взрослым. Когда каждый думал, что зрелость приносит сладкую свободу. Однако всё это оказалось ложью, и осталась лишь скорбь по тем временам, когда детское легкомыслие заставляло их бежать навстречу старости.

Витус немного привык к керохийцам. Было в них что-то такое, чему он завидовал, то, чего у него никогда не было. Он имел всё, но в тоже время и ничего.

– Чего приутих герой? – Ригар дружественно хлопнул чужеземца по плечу. На этот раз всё было спокойно, без угроз и пены у рта. – Держи.

Он подал недавнему неприятелю кружку с чем-то горячим и ароматным. Это был очень приятный жест с его стороны и в тоже время неожиданный. Гость даже позабыл прошлые выбросы ненависти, летящие в него, словно ошмётки грязи.