Шрифт:
– В худшем случае, вы сами принимали участие в убийстве своего хозяина. Не скрою, если у меня возникнут неприятности, Петр Васильевич, я своей позиции скрывать не намерен.
– Разумеется. Я тоже выскажу мнение, что вы могли вернуться. После того, как освободились от... Палки и веревок.
– Будем соблюдать очередность. До меня дойдет. Почему ВЫ покинули хозяина?
– По его требованию.
– слишком быстро ответил Ишак.
– Он не желал иметь свидетелей во время семейной разборки.
– По кодексу своей службы вы не имели права покидать его ни при каких обстоятельствах.
– твердо произнес Комаровский.
– Я вас не учу ВАШЕМУ делу.
– жестко ответил Ишак и Альфред Викторович вынужден был отметить, что с телохранителем за эти последние дни произошли заметные перемены - из тупого мордоворота, владеющего костоломными приемами борьбы, он превращался во вполне респектабельного человека, во всяком случае в Отечественном понимании.
– Наши личные мнения оставим.
– сбавил напор Комаровский.
– . У нас есть общее дело.
– В таком случае, пан Комаровский, я бы советовал вам для пользы здоровья прекратить отношения с хозяйкой этого дома.
Без всякого предложения Альфред Викторович дернул залпом дополнительную рюмашку и произнес решительно.
– Брось, Ишак! На место хозяина метишь?
Ишак моментально принял изменившийся стиль джентльменской беседы.
– Старый ты козел, Альф. Надеюсь, хоть соображаешь, что тебе-то самому в этом плане ничего не светит? Хватит, угомонись. Что отсосал из этого дома, на том и укоротись. Хуже будет.
Такой тон разговора не предвещал ничего хорошего: обычно начинались словесные грубости, а то ещё что и похуже, а Альфред Викторович ненужного рукоприкладства не терпел, полагая, что в приличном обществе любой конфликт разрешается консенсусом. Альфред Викторович ещё подыскивал слова, чтоб перевести разговор в нужную тональность, но Ишак и сам смекнул, что собачиться в этот час ни к чему.
– Ладно, Альфред Викторович, каких-то разборок нам с вами не миновать. Хуже, если эти разборки будут официально называться "очной ставкой". Нам с вами незачем друг на друга "катить телегу". Или я ошибаюсь?
Комаровский сказал твердо.
– Я дам те показания, которые не разойдутся с истиной.
– Точнее, пан Комаровский?
– Я признаю, что был застигнут покойным в несколько щекотливую минуту... Был изгнан из дому, а потому ничего дальнейшего знать не могу.
– Альф... Ты вернулся. Вернулся в дом. Это доказано.
– внятно произнес Ишак.
– Как это?
– с вызовом вскинул голову Альфред Викторович.
– Так. Ты вернулся, чтобы забрать свое барахло.
– А ты видел, как я вернулся? Откуда наблюдал? Прятался после убийства?
– В такую глупую ловушку, Альф, ты меня не загонишь. Я вернулся утром, когда здесь уже было полно милиции. А твоих шмоток - не было. Ты сделал ошибку, Альф, поскупердяйничал, костюмчик и дубленку пожалел. Если бы они оставались на месте - ты был бы чисто, как ангел после бани.
– У меня есть железное алиби!
– Дай Бог. Я тоже могу сказать, что сделал из тебя чучело и вышиб за двери. И больше тебя не видел. Даже на дороге.
Вот и начался торг! Ситуация, в которой Альфред Викторович всегда был изворотлив, как намыленная змея, всегда побеждал.
– А что я должен сказать, Ишак? Для твоего алиби?
– Для алиби - ничего.
– спокойно ответил охранник.
– Сторожа на вахте видели, во сколько я уехал и записали время. Я просто хочу, чтобы когда тебя прижмут к стенке и ты сознаешься, что вернулся за своим шмотьем, то ты - не ври. Не говори, что якобы увидел меня снова в доме. Или почувствовал, что я там прятался. Ты на любую провокацию способен, Альф, лишь бы свою шкуру спасти. А тебя ведь так прижмут, что изо рта кишки полезут.
Альфред Викторович искренне возмутился.
– Да за кого ты меня принимаешь? И почему это меня прижмут?!
– Прижмут и расколят, Альф.
– убежденно сказал Ишак.
– Босса убил ты. Но я не судья и не палач, чтоб тебя карать.
– Я?!
– Да. Ты. Освободился, из жадности вернулся с кем-то за своим барахлом, увидел, что меня нет и зарезал босса. Ты ведь мелкая, но мстительная крыса, Альф. Ты старуху не простишь, если она тебе случайно на ногу в трамвае наступит. На медленном огне бабку изжаришь.