"Всё кончено? Что кончено? – нетерпеливо вопрошаю я. – Я не понимаю!" И вдруг понимаю. В отчаянии я бросаюсь на колени, и последнее, что я помню, – это вкус крема для обуви на моих губах, когда я бешено целую блестящие чёрные ботинки врача. "Спасите, о, молю, спасите моего ребёнка!" – слышу я свой рыдающий голос и проваливаюсь в пустоту. Я тоже заболеваю дифтерией и впадаю в многодневное милосердное забытье.

Алексей Белов-Скарятин

В то же самое время, когда в жизни Эры настал романтический период, связанный с ухаживаниями со стороны графа Александра Фёдоровича Келлера, последующей помолвкой и женитьбой, в семье её самой старшей сестры Мэри разворачивались диаметрально противоположные процессы – их брак с бароном Николаем Александровичем Врангелем, продержавшийся более двенадцати лет, трещал по швам.

Узнать о деталях происходившего удалось из собранного Врангелем портфеля личных документов, хранящегося ныне в Российском государственном историческом архиве (РГИА). Судя по всему, барон был человеком аккуратным и скрупулёзным – общее количество дел в реестре превышает сотню, и десятую часть из них составляют бумаги, так или иначе связанные с событиями, приведшими в итоге к разводу. Там присутствует и переписка с Мэри, Генералом, Маззи, а также родной сестрой (причём не только письма, полученные бароном от них, но и черновики его собственных посланий с многочисленными исправлениями); и отчёты о дознаниях, предпринятых петербургской сыскной полицией и духовной консисторией в связи с обвинением Мэри в её неоднократных супружеских изменах (дополненные любовным посланием Мэри к объекту её страсти); и расписки, доверенности, описи имущества Мэри, передававшегося обратно её родителям после развода; и прочие документы, включая биографические выписки и паспортную книжку Мэри с пометками об изменениях её статуса.

Как упоминалось в предыдущем романе "Миры Эры. Книга Первая. Старая Россия", венчание Марии Скарятиной с Николаем Врангелем состоялось в православном храме Дрездена в июне 1894-го года (во время двухлетнего путешествия всего семейства Скарятиных за границу для лечения странной хвори, приключившейся с правой рукой тогда ещё совсем маленькой Эры). И к 1906-му году они уже были родителями пятерых детей: трёх дочерей – Марии, Веры и Ксении – и двух сыновей – Владимира и Георгия. Последний, самый младший, появился на свет в сентябре 1903-го – года, который знаменит грандиозным костюмированным балом, состоявшимся в начале февраля в Зимнем дворце. На основе снимков, сделанных по окончании бала лучшими фотографами Санкт-Петербурга, десять лет спустя – к 300-летию дома Романовых – были отпечатаны игральные карты "Русский стиль", и, по мнению некоторых исследователей, прототипом пиковой дамы выступила именно Мария Врангель (Скарятина), ведь только у неё на балу был высокий кокошник как раз той формы, которую мы видим у знакомой всем карточной фигуры из популярной колоды, дошедшей до наших дней.

Фотография Мэри в образе боярыни на балу 1903-го года

Нет ничего удивительного в том, что Мэри была удостоена чести принять участие в столь великосветском празднестве, поскольку её супруг к тому времени уже несколько лет как служил при канцелярии императрицы Марии Фёдоровны и был делопроизводителем управления делами великого князя Михаила Александровича, позже став и его личным адъютантом, а значит и входил в ближний круг императорской семьи. Однако, несмотря на положение в обществе и большое количество отпрысков, любовь по каким-то причинам постепенно покидала их дом. Возможно, виной тому стала полнота Мэри, проявившаяся вследствие рождения стольких детей (даже на фотографии с бала можно с лёгкостью различить её достаточно пышные фор-мы), из-за которой та могла потерять привлекательность в глазах мужа. Как отмечала Ирина в своих воспоминаниях: "В целом только мужская часть семьи ела действительно много, а моя мама, сёстры и остальные женщины довольствовались малым и (за исключением моей сестры Мэри) никогда не полнели; даже напротив, у моей мамы и Ольги были прекрасные фигуры, которые они всегда поддерживали в идеальном состоянии". А возможно, постоянное пребывание барона при Дворе и разнообразные столичные удовольствия (тогда как жена с детьми практически безвылазно находилась в имении Врангелей "Терпилицы") охладили его чувства к ней. Это косвенно подтверждается и словами из письма Генерала, отправленного Врангелю весной 1907-го года, уже после вскрывшихся измен Мэри, в котором тот, как может, пытается предотвратить развод: "Я нисколько не оправдываю поступок Мэри, но напомню слова нашего Спасителя: 'Тот, кто без греха, пусть бросит ей первый камень'. А насчёт твоей безгрешности в отношении неё я сильно сомневаюсь. Вспомни про то, как ты вошёл в нашу семью. А затем какую жизнь ты устроил своей жене? Держишь её взаперти, в деревне, лишённую всяких развлечений. Разве это нормальная жизнь? Ну да это дело твоей совести; относясь с беспощадной строгостью к жене, ты считаешь себя безгрешным".

Как бы то ни было, но к осени 1906-го года в отношениях супругов возникла глубокая трещина. Свидетельством тому являются показания полицейского стражника при имении "Терпилицы" (из крестьян Минской губернии и уезда Першайской волости села Доры) Викентия Михайловича Трембицкого, полученные от него сыскной полицией: "Супругов баронов Врангель знаю хорошо, о поведении Марии Владимировны ничего не знаю, она же часто обижалась и плакала за свою жизнь, говоря, что несёт тяжёлый жизненный крест, муж барон Врангель её не любит, и что ушла бы от него, но жаль покинуть детей; когда уезжала из имения, то очень плакала; живя в имении, она для всех была добра и благодетельница для бедных, жизнь же её была не особенно хороша: барон дома не находился и если приезжал, то уезжала баронесса; расходы на содержание семейства и прислуги были возложены на баронессу, так как барон не помогал; в виду тревожного времени баронесса, боясь жить в имении, хотела уехать в Санкт-Петербург, но барон не пускал; в имении, кроме площадной брани, ничего не слышала".

Итак, достаточно ещё молодая по тем временам 32-летняя женщина, переживающая тяжкий период своей жизни, подпадает под чары некоего Дмитрия Бажунова, поступившего на службу в имение в качестве дворника, а позже и лакея, "для которого была отведена комната при передней для охранения баронессы в ночное время", – явно беспринципного жиголо. Об этом недвусмысленно говорят отзывы о Бажунове из большинства свидетельских показаний:

• Спрошенная крестьянка Петербургской губернии Лужского уезда Турской волости деревни Горки, Мария Григорьевна Григорьева, ранее служившая у госпожи Врангель горничной, подтвердила, что "между служащими стали носиться слухи, что Бажунов находится в связи с баронессой и пользуется особым её расположением", что "когда осенью 1906-го года Бажунов приезжал в Петербург навещать Жукову, у которой проживает Григорьева, то он в её присутствии говорил, что он в связи с Врангель, и что она в его власти", а также, что он "помещался в квартире баронессы и ему отведена была лучшая комната, обстановка этой комнаты была роскошная, баронесса накупала дворнику разных вещей и одела его с ног до головы".

• Спрошенная жена крестьянина Петербургской губернии Лужского уезда, Дарья Семёновна Жукова, проживающая по Малой Охте в Проходной улице №14, кв.2 (квартирная хозяйка Григорьевой) объяснила, что "крестник её Дмитрий Бажунов, бывший лакей Врангель, бывая у неё в конце прошлого года, говорил ей в присутствии Григорьевой, что он находится в любовной связи с баронессой Врангель, что она его очень любит и делает всё, что он пожелает; он пользуется её полным доверием и по поручению Врангель ездил в Петербург закладывать её вещи".

• Спрошенная девица Ковенской губернии Новоалександровского уезда Понедельской волости деревни Ойдзяны, Эмилия Иосифовна Каунетис, утверждала, что "у Бажунова находилось дамское на меху пальто, дамские золотые часы и браслет; Бажунов в присутствии баронессы зазывал к себе татар и продавал пальто дамское за 45 рублей, но продано ли оно – она не знает; Бажунов говорил ей, что эта дама его сестра, а потом объяснил, что это была Врангель".

• Упоминавшийся выше Викентий Михайлович Трембицкий, рассказал, что "1-го октября 1906-го года, в день Покрова, в деревне Колпицы Петергофского уезда был местный праздник, на котором был Дмитрий Бажунов, а также и он, стражник Трембицкий, и соседние крестьяне из деревни Рогатино – Иван Евдокимов и другие; на замечание их, что Бажунов тратит много денег, тот ответил, что ему деньги нипочём, так как он любовник госпожи Врангель и та исполнит все его требования и ни в чём ему не откажет; бывший дворник при имении Терпилицы Анисим рассказывал стражнику, что после увольненья Бажунова тот несколько раз приезжал к баронессе в имение, оставался до позднего вечера у неё и вывозил оттуда какие-то узлы".