– Так… загибаешь здесь… расправляешь пальцами…

Мой первый салфетный самолет получился не очень ровным. Он косил на правое крыло.

– Кажется, полетит, – папа дал высокую оценку моему искусству конструирования.

Он первым произвел запуск. Ветер подхватил папин самолет и после нескольких виражей бросил в сухую траву у дороги. Мой самолетик резко взмыл в небо, а потом также стремительно полетел вниз и уткнулся бумажным носом в землю.

Такое незначительное событие как полет первого бумажного самолетика, вдруг стало для меня значительным. В этой легкой модельке, разрезавшей крыльями воздух и на миг поднявшейся в небо, я видела символ исполнения мечты. Конечно, раньше я смотрела на все наивно-детским взглядом, но именно это укрепило во мне веру в то, что папа всегда поддержит и поможет достичь недостижимого.

В школе я всем рассказала про бумажные самолетики. Оказалось, что их умеет делать не только папа. Многие из друзей похвастались таким же искусством превращения листа бумаги в воздушного аса.

В прошлом году у меня не сложились дела с математикой. Данное себе обещание заниматься летом, я благополучно не выполнила. Решение проблемы нашлось само собой. Аккуратно вырвав тетрадный листок, я произвела с ним под партой все необходимые махинации. Как только Наталья Михайловна дописала на доске последний пример и повернулась к нам, я пустила самолетик в полет. Все начали смеяться, а Наталья Михайловна смотрела на меня сердито, иногда переводя взгляд на круживший перед ней самолет. Так мои ожидания столкнулись с суровой реальностью, где талант мастерить и запускать бумажный самолетик во время урока не предмет восхищения, а нарушение дисциплины.

Я оборудовала мастерскую в арендованном здании. В нашей тесной квартире не нашлось места ни для хранения инструментов и материалов, ни уж тем более для готовых макетов.

Мастерская встречает меня покосившейся вывеской «Здесь живет искусство». Надпись выгравировал папа, еще когда я была в пятом классе, и мы только начинали наше совместное хобби по строительству бумажных самолетов. В моей маленькой обители моделирования один этаж, заставленный пятью столами. На трех из них ютятся готовые макеты, еще один предназначен для хранения материалов, а последний я использую для работы.

Готовые макеты домов аккуратно стоят на столах, придвинутых к стене. Среди них здания из красного и белого кирпича, многоэтажные дома, постройки, в окнах которых уже мерцает свет, и даже дачные домики с миниатюрным садом. Некоторые клиенты просят обустроить комнаты. Заглядывая в окошко с хмурым свечением, можно приметить крошечный диван или холодильник размером с мизинчик.

У меня нет машины, а ездить на автобусах или трамваях не люблю, поэтому купила себе велосипед. Крутя педали, я развожу макеты клиентам. Если смотреть по сторонам, то увидишь, как в Перми целые улицы, кварталы с современной инфраструктурой перемежаются районами, где стоят худые деревянные домики, словно специально завезенные сюда из наших Сычей.

Я сама мастерю все макеты. Пара моих университетских подружек как-то раз вызвались помочь, но сдались, разнервничавшись после первого промаха. Иногда в мастерскую заглядывают клиенты. Мы обсуждаем с ними план работы и результат, которого они ждут. Самым необычным опытом было моделирование коровника с загонами для скота. Клиент настоял на том, чтобы я отразила все атрибуты коровьего быта, в том числе брошенные охапки сена и отходы жизнедеятельности.

Большинство покупает макеты домов просто в коллекцию. Для других – это разовое развлечение, вроде покупки лего или машинки на пульте управления. Реже макеты берут в практических целях, например, чтобы на их основе построить реальный дом.

В мастерской есть скромное треснувшее зеркало. Временами я смотрю в него и не верю в отражение. В какой момент моя ветреность, вспыльчивость и детская улыбка стали ответственностью, уверенностью и упорством? Ощущение того, что на меня смотрит та самая маленькая девочка еще не ушло, но оно уже призрачно, едва осязаемо. Я предпочитаю кроссовки каблукам, а джинсы коротким юбкам. Теперь я не противлюсь носить очки, отбросив всякое стеснение. Точку в моей взрослой свободе ставят распущенные кудрявые волосы и скромная татуировка самолетика на плече.

– Зачем тебе эта татуировка?
–  говорил мне папа по телефону.
–  Для кожи это вредно.

Я обижалась на него, говорила, что очень хочу ее сделать и жаловалась, что он до сих пор не дает мне самой принимать решения.

Сейчас в мастерской я бываю редко, все больше времени провожу с папой. После инсульта ему стало хуже, и теперь он как никогда нуждается в моей помощи. Если ухожу поработать, папа остается с сиделкой. Он этого не любит и часто ворчит.

– Нина Кирилловна, конечно, женщина хорошая, - говорит он. – Но не хочу я перед ней вот в таком состоянии показываться, вроде как беспомощный какой-то.

– Нужно потерпеть, пап, переждать… мы пока не можем по-другому.

– Я так перестану себя уважать.

В Пермь я переехала сразу, как поступила в университет. Полгода назад я уговорила и папу переехать ко мне, потому что он не справлялся с хозяйством, а я не могла ему помочь из-за учебы. Я сильно переживала, потому что он далеко и меня может не быть рядом, если что-нибудь случится. Папе был нужен постоянный уход, и он согласился. Помню, уже в дороге он говорил, что передумал.

Окончив в университете курс журналистики, я поняла, что это не мое. Обидно, но в жизни часто приходится тратить время на то, чтобы понять, что движешься не в том направлении.