— Я не твоя. И твоей никогда не буду. Люди не собственность, и если ты этого не понимаешь сейчас — что же, наверное, никогда не поймёшь.

Дубовского так перекосило, что мысленно я себя уже похоронила.

— Всё можно купить. Всё можно продать. Вопрос всегда только в цене, — сказал он негромко, на глазах возвращая себе самообладание. Вокруг зверя нарастала клетка. — Оставим философские прения, ты здесь не для этого. Давай-ка лучше объясни мне, какие черти понесли тебя в «Лондон»?

Я фыркнула. Не черти, а одна конкретная чертовка. Кстати, где она?.. Господи, если Лиза не знает, куда я делась, то сейчас на уши поднята половина Москвы! А вдруг с ней случилось то же, что и со мной, но она-то не на особом счету владельца клуба! Взметавшись, я сунула пальцы в волосы.

— Где Лиза? Помнишь мою подругу, она была со мной вчера, где она?!

— В порядке твоя Лиза, Кикир позаботился, — ухмыльнулся Дубовский, заставив меня нервничать ещё больше. Он похлопал по дивану, «приглашая» сесть. — Не слезай с темы, киса. Нахрена ты туда попёрлась?

Подумав, я всё-таки села, но как можно дальше. Манёвр провалился и вышел мне же боком — Дубовский придвинулся, а я оказалась зажата между ним и подлокотником. Перейдя на проникновенный шёпот, от которого у меня зашевелились волосы на затылке, он продолжил отчитывать меня, как ребёнка:

— Ты что, совсем глупая? Ещё повезло, что это мой клуб, что Арт был на месте, что тебе не подсыпали что-то более убойное. Представляешь, киса, какая невероятная череда везения? — Он был зол. О да, он был очень зол. Но впервые меня посетила мысль, что направлена эта ярость не на меня, а на ситуацию. — Давай рассказывай, как всё было. По порядку. С самого начала. Не упуская деталей.

— Опять?!

— Ага. Давай, киса, не ерепенься.

— В начале была тьма над Бездной, и дух Божий носился над водою, — пробурчала я. Свирепое выражение лица Дубовского игнорировать не получилось. — Ладно-ладно! Так… Сначала мы решили устроить девичник…

Я помогаю не только ему, но и себе, восстанавливая по кусочкам события вчерашнего дня. Не всё вспоминается с первого раза, некоторые вещи будто спрятаны за упругой плёнкой, которую приходится расковыривать, чтобы достать нужное воспоминание. С горем пополам, но мне удаётся восстановить картину событий, последним из которых стало вынос моего тела в неизвестном направлении.

— Успела испугаться, что меня похитили, — признаюсь я, потирая лоб. — Это точно твой человек?

— Арт? — Дубовский сдавленно хмыкнул, улыбнувшись непонятно чему. — Ну, с ним на сто процентов уверенным быть нельзя ни в чём, но да, мой. И хорошо, что он там оказался, успел и антидот тебе сунуть, и утащить оттуда. Ты точно не видела, кто отправил коктейль?

— Точно, — говорю я в сотый раз за день, хотя ни в чём не уверена. Когда я пытаюсь вспомнить отправителя-отравителя, в голове возникает только тёмный силуэт, скрытый в полутьме ниши. Может, я его и не видела, а может, забыла. Подожди, он что, не говорил с барменом, чтоб заказ сделать?

— Нет. Записка и наличка. Давай, накинь хоть что-то.

— Хоть что-то? Окей. Мужчина. Вроде не толстый. Скорее всего, среднего роста.

— Скорее всего, с глазами и ушами, — передразнил Дубовский. Он сосредоточенно раздумывал, закусив большой палец. — Сучёныш-то не простой, знал, где камеры не дотягиваются.

Я вскинула брови:

— Хочешь сказать, это кто-то из ваших?

— Были ваши, стали наши… — бормочет он. — Нет, вряд ли. А вот инфу слить могли. Говорю же, киса — всё продаётся, всё покупается.

Он откинулся на спинку дивана, перестав давить на меня своим авторитетом. Задрал голову, разглядывая натяжной потолок со встроенными кругляшами светильников.

— Значит так, — сказал он сухо, — чтоб по злачным заведениям больше ни ногой. В другой раз может и не повезти. В городе творится какая-то херня, и я не хочу, чтобы ты пострадала.

Лёгкое тепло, совсем не похожее на все эти вспышки страстей и гнева, расходится от моего сердца. Забота, пусть высказанная неохотно и через силу, внезапная, как солнечный луч в пасмурном небе. Я опускаю голову, чтобы спрятать улыбку, чувствуя какое-то радостное смущение. На глаза попадается чёрный кант чужой футболки, которая до сих пор остаётся единственным предметом моей одежды.

— Мне бы переодеться, — говорю я миролюбиво.

— Нет проблем. — Дубовский возвращается из своих мыслительных путешествий и тут же становится прежним: — Но только при мне. И в ошейник с поводком.

С рычанием я пихаю его в бок, но в ответ слышу лишь смех.

— Мне нужна моя одежда, — медленно и терпеливо проговаривая слова, сообщаю я, титаническими усилиями сдерживаясь, чтоб не добавить «и мой мотоцикл». Раз изображает тупого, буду с ним, как с тупым. Жестами дублируя слова, я продолжила цирк: — Моя. Надевать. Одежда. И. Уходить. Отсюда.