Проваливайте уже, чтобы я мог выползти из этого могильника овощей и фруктов!

Несмотря на то, что на улице стоит жара, в погребе было прохладно. Прохладно и сыро. И с каждой минутой мой зад все сильнее убеждался в том, что это гребаное помещение сделано на славу, соленья тут точно не испортятся. Стоять, вдвое согнувшись, было невыносимо, а сидеть на холодных банках – то еще удовольствие. Подложил аккуратно кроссовки под ступни, чтобы ноги не мерзли, и тут услышал, что братец собрался лезть в погреб за ежевичным вареньем. Я даже в темноте попытался разглядеть, в каком углу оно стоит. Нафиг оно мне сдалось? Вот засада! Ладно, меня найдет, я его не боюсь, но найдет ведь голым… Одеться я все равно не успею.

— Матвей, бабушка не любит, когда мы открываем закатки летом, — заговорила нервно воробушек.

Лена так задыхается, что сейчас сознание потеряет. Я даже здесь слышу, как она испугалась. Если ее братец не дебил, а вроде таким не выглядит, то он точно что-то мог заподозрить.

— У нас в холодильнике есть малиновое, грамм двести. Вчера закатывала, осталось. Сначала его доешь, а то испортится, — смогла взять себя в руки и произнести уверенным тоном.

— Малиновое так малиновое. Показывай, где лежит.

— Вот. Ешь. Я быстро.

Какое-то время стояла тишина. Я сидел внизу, не двигаясь, а этот хмырь наверху почти беззвучно лопал свое малиновое варенье. Надеюсь, в старости я буду вспоминать об этом с улыбкой, а сейчас меня эта засада ужасно злила.

— Я готова, можем ехать.

— Угу, сейчас только руки вымою, — помычал он, не прожевав до конца.

Где-то хлопнула дверь, скорее всего, это ванная. Здесь было отлично слышно, что происходит в доме. Я чуть приподнялся, бросил свою одежду на банки, присел… Вскочил, опрокидывая несколько банок. Зашипел сквозь зубы. Штырек пряжки ремня воткнулся мне в ягодицу.

— Тише ты, идиот! — стукнув по крышке моего гроба, прошипела Елена Владимировна. Про себя ответил, куда она может катиться со своими советами.

— Что гремит? — раздался голос ее брата.

— Я банки в шкаф убирала, одна выпала, хорошо, что не разбилась, — вновь в ее голосе слышится волнение. — Ну что, поедем?

— Идем.

Наконец-то слышу, что закрывают дверь ключом. Посижу пару минут…

Мысль оборвалась, потому что, как назло, зазвонил мой телефон. Надеюсь, они успели уйти! В темноте не сразу удается отыскать нужный карман. Как тут не выругаться? Сергеич звонит… отключаю резко звук.

— Забыла телефон, блин, — слышу голос училки, она опять в доме. Их разговор во дворе я пропустил, но предполагаю, что полицейского насторожил гудок в доме. 

— Ты что, мелодию сменила?

Что он такой подозрительный?

— Угу, — отвечает Лена запыхавшимся голосом, будто стометровку на время бежала. — Теперь точно можем ехать.

Представил, как она нервно улыбается. Ладно, будем считать, что мы в расчете. Утро у тебя было незабываемым…

— Иди в машину, Лена.

— А ты?

— Окна закрою, кондиционеры включу, — отвечает ей брат.

Ходит по дому, закрывает окна. Возвращается в кухню, вновь стоит надо мной, и это почему-то ужасно злит. Ощущение, будто он смотрит на меня сквозь дощатый пол.

Уберешься ты когда-нибудь? Вроде уходит…

Резкий вдох. Несколько тяжелых шагов, и на крышку погреба с грохотом опускается что-то тяжелое…

******** ********

Вадим

Свалил наконец-то! Единственный плюс – могу одеться. Говорят, что со временем глаза привыкают к темноте, и можно что-то разглядеть. Это не мой случай, потому что одежду я ощупывал по швам, чтобы не натянуть шиворот-навыворот. С футболкой вроде все получилось. Где трусы? Перебрал шмотки, пошарил в темноте по банкам и полу, трусы не нашел. Вчера они точно были на мне. Хорошо, что хоть оба носка оказались на месте. Мне нужен был горячий кофе, душ и плотный завтрак, потому что живот уже лип к спине. Сколько мне еще тут сидеть? Еще выстоять надо против брата воробушка. В том, что он собирается бить мне морду, я даже не сомневался. Покосился на банки, которые усыпали дно погреба, тут наверняка есть чем перекусить и даже запить, но мой организм не желал солений и компотов. Наверное, не так голоден я был. Дед часто ругал нас с Владом, когда мы в еде ковырялись, говорил, что голода мы никогда не знали, вот и перебираем…

Был бы тут какой-нибудь топчан, заключение не давило бы так на психику. В горизонтальном положении легче было бы пережить плен. Сидеть в одной позе и не разогнуться – то еще удовольствие. У меня на заднице отпечатался рисунок крышек! Шея и спина затекли!

Можно было бы позвонить Вячеславу Игоревичу и попросить меня вытащить из плена, но я, естественно, этого не сделал.

Время тянется очень медленно. Каждая минута – как день. Внутри поднимается злость. Лучше бы этот представитель закона отправил меня в обезьянник. Там можно ноги размять и полежать. Стоила ночь рядом с воробушком таких последствий? Вспомнил ее лежащую на постели. Бледный свет луны ласкал ее тело, я каким-то чудом удержался и не сделал того, о чем были все мои мысли с того дня, как ее увидел. Эта девчонка меня злила. Злила так, как никто ранее, но еще сильнее меня к ней тянуло. И почему-то не хотелось искать ей замену. Елена Владимировна пробудила меня после долгой спячки, награду за это хотелось вручить воробушку, она это заслужила, хоть и не понимала своего счастья. Уверен, опытного и внимательного любовника эта девочка еще не знала. Пока меня тянет к ней, с другими будет пресно и неинтересно, поэтому и не хотел размениваться. Меня увлекала игра. Единственной проблемой был мой контроль, который часто рядом с воробушком меня подводил. 

Казалось, что я уже здесь сижу больше суток, но тогда где хозяева? Если голод и жажду я мог терпеть, вот другие потребности организма – с трудом. Как долго я смогу оставаться культурным и цивилизованным и не справить нужду в угол погреба или банку?

«А вот и эвакуатор», — подумал я, когда услышал шум двигателя. Быстрее бы уже он убрался с моей тачкой, а этот гребаный поборник морали выпустил меня. В том, что он меня отпустит после мужского разговора, я даже не сомневался. Если бы он хотел завести на меня дело, я бы уже сидел в отделе. Понятно, что он не обо мне печется, его волнует репутация сестры. Его отношение к воробушку удивляло. Он ни слова ей не сказал, не обвинил. Интересно будет послушать, что он мне предъявит.