Он долго и безудержно пьянствовал, пропивая сворованные деньги, живя на квартире Жардецкого в маленькой комнатушке, смежной с одной из комнат. В этой же квартире окружающие его приятели не только кутили, но и проворачивали свои грязные делишки с подделками подписей на векселях.

А в середине лета произошло событие, окончательно лишившее его надежды на возвращение к прежней жизни.

9

– Петр, проснись! Да проснись же ты, ехать пора, – с силой тряс за плечо спящего Петра Ухтомцева Жардецкий. Ладонь на правой руке у Святослава Ивановича была перевязана. Он уже ничем не напоминал оборванного и грязного нищего, который перегораживал дорогу Александре Васильевне возле церкви.

Отставному штабс-ротмистру Святославу Ивановичу Жардецкому недавно исполнилось тридцать семь лет. Это был мужчина плотного телосложения, с крупным белым лицом, выступающим массивным твердым подбородком, прямым длинным носом, светлыми бакенбардами и сведенными к переносице глазами.

– В такую рань? Куда? – страдальческим охрипшим голосом пробормотал Петр. Он открыл мутные глаза и вгляделся в нависающее над ним цветущее здоровьем лицо приятеля.

– Опять не помнишь? Надоело… Давай, поднимайся. Пока оденешься, да чаю попьешь, уже и ехать. Давай, я жду, – прибавил он и отошел от Петра с брезгливой гримасой на лице. Уселся на стул возле окна, заложив ногу на ногу.

– Голова болит, – жалобно произнес Петр, болезненно морщась и опуская ноги на пол. Комната, в которой они находились, была недорогим номером в гостинице «Крым». И повсюду в ней виднелись следы вчерашней бурной попойки: на столе стояли грязные тарелки с засохшими остатками пищи, на полу валялись разбросанные куски хлеба, колбасные шкурки и обглоданные кости. На скатерти с пятнами от красного вина лежал опрокинутый пустой графин из-под водки.

– Кажется, неплохо вчера посидели, – заискивающе протянул Петр и неуверенно посмотрел на приятеля.

– Неплохо? – насмешливо фыркнул тот и прищурился. – Ты да, неплохо погулял и много накуролесил, – с иронией прибавил Жардецкий.

– Хоть убей, не помню! И что я натворил на этот раз? – спросил Петр, приготовившись услышать про себя что-то особенно скверное, если судить по брезгливому выражению лица Жардецкого.

– Хм, да все, как обычно. Но если интересно, изволь! Вчера ты зачем-то полез с Кушнарёвым в драку, разбил ему губу, едва вас развели. За это ты зачем-то укусил меня за руку. И зеркало в коридоре разбил, видишь? – с вызовом спросил Жардецкий и демонстративно помахал перед лицом Петра правой перевязанной ладонью.

– Это я всё сделал? Я дурак, – виновато пробормотал Петр. –Прости, я не хотел. В беспамятстве был, не соображал, – торопливо объяснял он. Он глядел на лицо Святослава преданными глазами, как глядит на хозяина наделавшая лужу маленькая собачонка.

– Чего ж не понять. Мы всё понимаем про ваше беспамятство, – с иронией протянул Жардецкий, – да только рука-то у меня, понимаешь, болит! А ведь сколько я для тебя, дурака, уже сделал! Ты сам-то понимаешь? Порой говорю себе, и чего ты с ним, Святик, возишься? Ведь не ребенок, взрослый мужик. Ты был вчера отвратителен. А все потому, что перемешал водку с цимлянским. Вот и опьянел, как извозчик, – брюзжал Жардецкий, качая ногой в начищенном до блеска сапоге.

– За зеркало, поди, попросят заплатить, – неуверенно пробормотал Петр Кузьмич, думая, где раздобыть теперь денег.

– А как ты хотел? За всё надо, братец, отвечать, и за зеркало тоже, – заключил Жардецкий.

Петр взглянул на него, опустил голову и, обхватив ее руками, в отчаянии застонал. На какое-то время в комнате установилась гробовая тишина. Слышно было, как на стене тикают часы-ходики.

– Что? Совесть мучает? Это хорошо, что она тебя мучает, – ехидно заметил Жардецкий.

– Ты бы не ерничал, а лучше подсказал, где мне денег еще раздобыть?

– А то ты не знаешь…. Взять тебе их без нас, братец, неоткуда. Но это дело поправимо. Что ты сидишь, как дед на завалинке? Долго мне тебя еще ждать? – ответил Жардецкий. Он вытянул вперед свою левую руку и стал пристально изучать ухоженные ногти. Не удовлетворившись осмотром, поднялся и пошел к комоду. Достал несессер с маникюрными принадлежностями, и снова грузно плюхнулся на стул.

– Куда поедем-то? – деловито спросил Петр, поправляя одежду перед зеркалом.

– У тебя, братец, память, ну чисто как решето: вчера объяснили, а сегодня ты ничего уже и не помнишь, – с укоризной отозвался Жардецкий и вздохнул.

– Не ругайся, сделай уж одолжение, ты лучше напомни, – сказал Петр.

– Ну что с тобой делать, – вздохнув, ответил Жардецкий. Выждал паузу и торжественно объявил: – К Массари, к Дмитрию Николаевичу Массари!

Петр с недоумением взглянул на него.

– Позавчера же ездили. Сегодня зачем?

– Ну что ты заладил, зачем, да зачем…Ты разве не собираешься со своими долгами расплачиваться? – задумчиво поинтересовался Жардецкий.