– Как поживаешь? Как здоровье твое, детей и супруги? – спросил Федор после того, как осушил второй стакан лимонада.

Иван благодушно произнес:

– Да все хорошо, сейчас за обедом их и увидишь. Расскажи, почему не привез к нам своих? Мы-то с Ольгой думали, вы все приедете погостить. Моя уже и комнаты для вас приготовила.

– Так, братец, тут такая незадача вышла, Сережа приболел. И мы не рискнули его везти в Москву. Аннушка с сыном. Куда она от него денется.

– Чем же он заболел?

– Кашлял сильно. Но сейчас уже все, слава богу, ему уже лучше, пошел на поправку. Но он нас сильно напугал.

Иван слушал и сочувственно кивал головой:

– Правильно сделал, что не взял их. Не дай бог, стало бы хуже…

– Вот и вот. Потому и не взяли. Ты ведь знаешь, моя Аннушка в нем души не чает. Вся так и обмирает, если сынок чихнет или кашлянет, докторов вызывает. Но я с ней не спорю, она мать. Что слышно про нашу Александру Васильевну, как Петр? Хочу завтра заехать.

– Матушка как всегда паломничает, братец меньшой все еще болен. Слышал от Тимофея, что воротился домой.

– Вижу, что ты еще сердишься на него? – посерьезнев, спросил Федор.

–Ты меня, Федя, извини. Но я о нем даже говорить с тобой не хочу.

– Понятно, – нахмурился тот, – ну да ладно. Завтра я его навещу и поговорю. Расскажи, как съездил на ярмарку? Что там нового слышно?

– Всё также: торгуют, суетятся, сделки заключают. Познакомился с англичанами, металлургами. Один шустрый такой, быстро-быстро на своем лопочет, ничего не понятно. Хорошо, при них толмач был. А так ни черта бы не понял. В общем, предложили они нам установить современную плавильную печь.

Федор Кузьмич оживился:

– Что за чудо техники?

Иван рассказал о печи Мартена и добавил:

– Я взял описание печи, но оно на английском. Отдал Гиммеру, он переведет и завтра покажет, – пояснил Иван.

– Хорошо, – одобрил Федор Кузьмич действия брата. Он соскучился по нему и теперь с удовольствием разглядывал посвежевшее загорелое лицо брата. – Нужно будет в контракте с англичанами прописать точный график отправки печи. Пойдет по морю, – рассказывал Иван.

– Хорошее дело. Англичане – деловые люди, и с ними надо все учитывать. Если есть риск потери дохода, они своего не упустят и постараются повесить на противную сторону. Тебе надо все учесть и повернуть все возможные финансовые издержки в свою пользу, – посоветовал Федор Кузьмич и довольный потер руки. Ему нравилось распутывать замысловатые хитросплетения различных коммерческих подрядов.

– Что в деревне? У нас в мае на Невской бумагопрядильной фабрике была стачка. Начались волнения среди рабочих и студентов,– рассказывал Федор столичные новости.

– Про стачку читал в газете. А что требовали?– поинтересовался Иван. Серые глаза вспыхнули нехорошим стальным блеском.

– Требования стандартные: увеличение заработной платы, уменьшение штрафов и рабочего времени.

– Под суд отдать зачинщиков, – безапелляционно заявил Иван.

– Суд уже идет. Я как представитель общества петербургских промышленников тоже присутствую на заседаниях. Занятное дело: ведь там, действительно, вскрылся страшный произвол владельцев фабрики. Поэтому-то и запретили освещать процесс, чтобы лишний раз не будоражить либеральное общество. Ходят слухи, что подготовлен даже специальный циркуляр, который собираются разослать в губернии с рекомендациями не доводить дела о стачках до судов, арестовывать зачинщиков на месте и немедленно высылать в административном порядке.

– Спасибо, что предупредил, – Иван расслабленно откинулся на спинку кресла.

– Неорганизованные выступления рабочих, студентов расшатывают нашу государственность и приближают революцию. Вспомни, как было во Франции. Нельзя допустить смуты и революции. Но наши прозападные либералы и их противники социалисты хотят одного – революции. Теперь дворянская и студенческая молодежь увлеклась народничеством, пошли в деревню, чтобы там начать революцию. Не встречал в деревне «учителей крестьян», этаких кротких волков в овечьей шкуре? – с шутливым сарказмом полюбопытствовал Федор Кузьмич.

Ему очень хотелось поговорить о политике, обсудить будоражащие его пытливый ум события в государстве, царском окружении и обществе. Федор Кузьмич увлекался политикой, но дальше, чем обсуждения на заседаниях общества, он не заходил. Обстановка в империи казалась ему тревожной, двоякой: с одной стороны, по его мнению, хорошо бы правительству и «ослабить вожжу», облегчить рабское положение рабочих на фабриках, чтобы не допустить роста недовольства. А с другой стороны, как владелец завода он выступал против расширения прав и свобод рабочих. И вопросы, которые он себе задавал, требовали осмысления, выработки стратегии действий как промышленника, и именно они послужили толчком к его решению вступить в Петербургское общество для содействия русской промышленности и торговле. Федор Кузьмич получил это предложение в мае на Всероссийском торгово-промышленном съезде от одного из знакомых промышленников, о чем он потом с удовольствием поведал брату в письме.

Все эти разрозненные события волновали все слои российского общества, консервативное и либеральное. Петербургские фабриканты и купцы ощущали надвигающуюся угрозу революции. Некоторые, в число которых входил и Ухтомцев, считали, что правительству лучше заранее провести необходимые реформы, принять закон по охране труда рабочих, не накаляя ситуацию до предела. Однако были и такие фабриканты, которые резко возражали против любых уступок рабочим. Из-за чего в зале заседаний между петербургскими фабрикантами разгорелись дебаты и жаркие споры.