«Сегундо» внимательно дослушал до конца вынужденную исповедь, понимающе кивая головой, в нужных местах огорченно цокая языком, и достал второй шприц — всё точно, тревогу подняли не ложную.

Вязкий яд выталкивался туго, но вот поршенек уперся. Всё, этого хватит на пятерых, но, как говорят сами чекисты, «лучше перебдеть, чем недобдеть».

— Следователь придет часам к девяти, чтобы вы успели выспаться, — «Сегундо» мягко улыбался под марлевой маской.

— Я… — слабо вымолвил Густов, и вдруг задышал часто и сипло. Лицо его налилось нездоровой бледностью, а грудь сотряс сухой кашель.

Досматривая чужую смерть, обряженный доктором прислушался — нет, ему показалось, никакого цокота каблучков не слыхать.

Иван Степанович вздрогнул, страдальчески выкатывая глаза, и сник. Застывший взгляд мертво косил в бок тумбочки.

«Сделал дело — гуляй смело!»

«Сегундо» отвернулся, и вышел, аккуратно прикрыв за собою дверь.

Суббота, 12 ноября. Вечер

Москва, улица Строителей

— А тебе совсем не жалко? — пройдясь ломким шагом, Рита плюхнулась голой попой мне на колени.

— А чего мне жалеть? — улыбнулся я, притискивая «дорогую подругу мою». Уж сколько раз руки обхватывали гибкий Риткин стан, а услада по телу сквозит все тем же холодком, будто в самый первый раз.

— Ну… эту… энергию твою, неизреченную!

— Честно? — я чмокнул Риту в плечо, и уложил на него небритый подбородок.

— Колючка! — хихикнула она, ежась. — Честно!

— Бесит она меня, эта неизреченная, — сказал я чистосердечно. — Слишком ее много!

Девушка замотала головой, щекоча мое лицо кончиками волос.

— Ничего ты не понимаешь! Это же так здорово — хотеть и мочь! Знаешь, как я радовалась, когда ты со мной в первый раз поделился? Я пищала, я пела! Вот, взаправду — упоенье! А могла-то всего — щеки нагреть ладонями! Или злую собаку отогнать — смотрю на нее, а она хвост поджимает, скулит и пятится!

Мои губы дотянулись до Ритиной шеи.

— А я радуюсь, когда ты радуешься! «На зарядку»?

— Давай, давай! — жена захлопала в ладоши, словно маленькая девочка, которой пообещали новую куклу.

Скользнув руками по узенькой талии — страшно подумать, что может сотворить с нею первая же беременность, искажая восхитительную амфорную линию! — я уложил ладони на вздрагивавший девичий живот. Рита тут же переложила их к себе на грудь. Мой прерывистый вздох оборвался огорчением:

— Тогда не выйдет сосредоточиться…

— Ну, ла-адно…

Жадные пятерни вернулись обратно, и я напрягся, перепуская поток энергии, названия которой еще не придумали.

— Жжется… — обронила девушка. — Словно кипяточком в виски плеснуло…

— Это хорошо! — довольно улыбнулся я. — У тебя наверняка были скрытые способности… Да они почти у всех женщин в достатке!

— А мы их теперь раскроем, да?

— Да, моя хорошая…

— А вдруг на бой с врагом не останется?

— Вот ты мне и поможешь… Спину прикрыть…

— Ладно! — издав смешок, Рита сменила тон на просительный: — А Светку с Машкой? Зарядишь?

— А чего ж! — коварно улыбнулся я. — И близняшек, и Алю с Тимошей… Пускай раздеваются — и ко мне на коленки!

— Ага! — грозно сказала девушка. — Пусть только попробуют!

Вывернув голову, она подозрительно глянула мне в глаза, успокоилась и чмокнула в нос.

— А Инна как?

— Никак, — буркнул я. Настроение стало портиться, и Рита сразу уловила перемену.

Поелозив на моих коленях, девушка села боком, и обняла меня, успокоительно гладя по голове.

— Ну, не обижайся… — заворковала она. — Чего ты? Я же просто так спросила. Правда! Ну, было у тебя что-то с Инкой… Так ведь до свадьбы! Я даже на нее и не злюсь ни капельки! Знаешь, очень хочется посмотреть на твоего… на ее сыночка. Миленький, наверное, такой! Херувимчик!

— Да там смотреть не на что! — фыркнул я. — Личинка запеленутая! А Инка… Инка счастлива.

Рита обхватила мою шею руками, и приблизила лицо вплотную.

— Я тоже очень, очень счастлива, — серьезно и тихо вымолвила она. — Каждый день, каждую ночь. Просыпаюсь, а ты рядом! Мой! И сразу хочется визжать, как в детстве, и смеяться, и болтать ногами! Ой… — девушка замерла, бледнея и тараща глаза. — Я, кажется… — пролепетала она. — Ой, вот опять! Я взяла твою мысль, да?

— Не знаю, — мои губы дернулись в улыбке. — А что я подумал?