— Съезди, товарищ, очень поможешь. Пусть пару машин вышлют, сюда по лощине, за кустарниками дорога есть — их не видно будет…

— Знаю здесь дороги, выросла тут, сама изъездила все с почтой. Проведу машины.

— Ты уговори командиров как-нибудь — бумаги я тебе дать не могу, да и печати никакой нет, сама понимаешь!

— Ничего, я постараюсь.

— Тогда иди, товарищ!

Рамуне посмотрела на Алексея — и он понял — если литовка не найдет им помощь, то вернется из чистого упрямства. А девушка уже побежала по траншее, пригибаясь, и скрылась за поворотом…

Броневики приближались, расстояние до них было великовато — метров семьсот — когда по ним ударили пулеметы, и вразнобой стали стрелять из винтовок. Один из мотоциклов свалился в кювет, другой рванул обратно, а третий спрятался за угловатым броневым корпусом. Следовавшие на отдалении машины остановились, не проехав метров двести до своих броневиков, пушки отцепили, и поставили на позицию. По расчетам стреляли, Зуев видел, как упал один из германских артиллеристов, однако пули обороняющихся не причиняли ощутимого вреда — далековато все же, люди по размеру были похожи на копошащихся муравьев. И через минуту по хорошо видимым дотам стреляли и противотанковые пушки, и тонкие орудия броневиков буквально выплевывали снаряд за снарядом.

— Да что они бетонным стенам сдела…

Ефрейтор осекся, сообразил — пробить бетонную стенку даже трехдюймовка в упор не сможет, зато широченную амбразуру, размером полметра на полметра, где вместо броневых щитов мешки с песком, даже такая мелкокалиберная артиллерия сможет не только попасть, но и наделать дел. Ведь попади даже такой маленький снаряд в цель, он легко пробьет ненадежную преграду и начнет рикошетировать от стенок, поражая раскаленным металлом живую плоть укрывшихся там красноармейцев из гарнизона дота. И действительно — минут через пять оба бетонных сооружения прекратили стрельбу, затихли, а из окопов ДП давали короткие очереди — берегли патроны, лишь надеялись на удачу — вдруг удастся зацепить врага.

— Там кровавая каша, Зуев, — младший лейтенант Иволгин был бледен, и с трудом удерживал тошноту, разевая рот. — Уровцы насмерть побиты, а раны страшны. Три «максима» в хлам, один вынесли — с него можно стрелять. Теперь в эти бетонные ловушки никто не полезет — это верная смерть. Сейчас нам жара зададут…

Взводный осекся, и было отчего. Вражеский броневик содрогнулся, из него вырвались клубы черного дыма. А вот перед грузовиками взметнулась земля от разрывов, в метрах ста. Немцы засуетились у своих пушек, и вот тут их накрыли разрывы — судя по всему, взрывались трехдюймовые гранаты. Расчеты раскидало, один грузовик зачадил. А невидимые пушки все били и били, причем точно — кто-то корректировал артиллерийский огонь неизвестной батареи, оказавшийся спасительным для бойцов обреченного участка укрепрайона, уже чувствовавших свою близкую смерть.

— Свои на выручку пришли!

— Наши броневики идут!

По дороге катили два броневика БА-10, за ними вначале двигался, а затем встал маленький БА-20, радийный, с поручневой антенной на корпусе. И разделались башенные «сорокапятки» с оставшимся вражеским броневиком быстро — не прошло и полминуты, как тот уже весело горел, выплескивая красно-черные языки пламени…

— Хорошая у тебя невеста, ефрейтор, по-доброму завидую. Мы ведь отступать собирались, как и батарея, когда она к нам добралась. Ругалась, требовала — мы и пришли на выручку. Успели вовремя — так что женись на своей спасительнице немедленно! А то много желающих найдется!

— Никому ее не отдам!

Старший лейтенант в танковом комбинезоне и шлемофоне на голове, усмехнулся, глядя на Алексея, и на прижавшуюся к нему, совершенно счастливую Рамуне. На пять грузовиков, причем не полуторок, а трехтонных ЗИСов, грузили раненых, в кузова садились уцелевшие стрелки и строители. Убитых наскоро похоронили в траншеях, сняв с них медальоны и забрав документы. Быстро собрали оружие и патроны убитых красноармейцев, а прибывшие так вовремя на помощь разведчики захватили в плен несколько оглушенных немцев, и разжились трофеями, среди которых оказалась уцелевшая противотанковая пушка.

Странно — но немцы не стреляли где-то четверть часа, но стоила грузовикам отъехать на километр, как на оставленных позициях буквально вздыбилась земля от многочисленных разрывов…

Либава

Комендант 21-го укрепрайона

дивизионный комиссар Николаев

— Отразили за день пока девять воздушных налетов, товарищ дивизионный комиссар. В первом, что произошел в три часа пятьдесят семь минут, наши истребители сбили один бомбардировщик противника, экипаж выпрыгнул на парашютах и был взят в плен. Второй бомбардировщик разрушен прямым попаданием зенитки прямо над Батским аэродромом, и рухнул на поле — все немцы погибли. В течение дня был уничтожен истребителями еще один вражеский бомбардировщик — упал в либавское озеро, пилот, обер-лейтенант, взят в плен, остальные члены экипажа утонули. Еще несколько вражеских самолетов были подбиты, и ушли дымя. Летчики утверждали, что их сбили, но пока места предполагаемых падений не установлены.

Начальник штаба ВМБ капитан 3-го ранга Радкевич говорил спокойно, а вот начальник штаба 148-го ИАП, после последних произнесенных слов, выглядел весьма смущенным.

— А каковы наши потери?

— Один истребитель сбит противником над городом, товарищ дивизионный комиссар, пилот выпрыгнул с парашютом. Еще два И-153 погибли при штурмовке вражеских войск у Кретинги, о судьбе летчиков ничего не известно, но видели, что один из них успел выпрыгнуть и раскрыть парашют — это произошло южнее Дарбеная.