— Пойдём? — Тоня посмотрела на Олю вопрошающим взглядом.

— А ты ничего не забыла случаем? — с долей лёгкой насмешки сказала Оля.

— Ну, а как же, всё всегда при… Вот блин. Не могла же я!

— Вот, держи, — Михаил протянул Тоне магазин от ТТ

— Спасибо, дядь Миша!

Михаил от счастья таял на глазах.

— Я готова!

— Пойдём, — заключила Оля.

— Следуйте за мной, — Михаил скомандовал «Кру-гом!» и резко повернулся на все сто восемьдесят градусов через левое плечо.

***

Путь оказался многим длиннее, чем «пара километров». Уже темнело, компания подходила к воинской части, Михаил рассказывал о своей бытовухе с середины.

— Знаешь, помаленьку. Крупы на три сотни лет вперёд на одного меня хватит, все паразиты будто в одночасье сдохли. Воду набираю в ближайшей реке. Она течёт оттуда, где почище, потом кипячу. Пытался рыбу ловить, да только труха попадается. Закимарил один раз, а там маленький такой ёршик к крючку пристроился, я его и отпустил. В общем, на провиант не жалуюсь. Всё свободное время или окрестности обхожу, или частоты прослушиваю… — Михаил очень живо вёл монолог, не давая возможности девочкам вставить и слова.

Разрушенный город удивлял своей непостоянностью. Простенькие, серенькие, непримечательные пятиэтажки, чей архитектурный стиль утерялся во времени, были теперь неузнаваемы. Приятная скромность соседствовала со всей монструозностью природы, свободной от оков человечества. Деревья, выросшие как на дрожжах, буквально за десяток лет, ныне заслоняли собой разрушенные постройки. Трёхэтажные дома культуры с облупленными орнаментами, окрашенный в белый цвет с голубой волной городской бассейн, неказистое здание исполкома, районный профсоюз в вымпелах и флагах, аккуратный до того театр с порушенными колоннами и много чего ещё пыталось скрыть свою натуру за высокими соснами и тополями. В некоторых дворах даже стояли разбитые теплицы. Миша сказал, что больно много лишнего креатива у людей было тогда, вот и придумывали разные способы пропитаться.

Панельки — большая их часть — сложились, как карточные домики. Порушены они были не неуклюжим движением ребёнка, а сознательным решением вполне компетентных людей по всему миру, так или иначе, отдающих себе отчёт в собственных действиях. Но, может, и нет.

Определённые места компания сознательно обходила по наставлению Михаила. Он говорил о радиации и совершенно не верил девчонкам, что они без опаски ходили где угодно. Тоня же не сильно обращала на всё это внимания, ей было интереснее послушать самого Мишу.

— Осень очень люблю, прошлая такая красивая была, листопады, шуршащие листья под ногами. Жаль фотоаппарата у меня тогда не было. Вот только недавно нашёл, когда по городу мотался. Людей нет уж давно. Совершенно никого, так что и квартиры ничейные. Ходил от дому к дому, вот и наткнулся. «Искра» назывался, только вот модели не помню, одна из последних на тот момент, но я вам обязательно покажу, — Оля никогда не имела приязни к больно разговорчивым людям, однако сейчас и ей и Тоне было как-то без разницы. Всё лучше, чем самим языки напрягать.

— …Так он тогда с лестницы навернулся неудачно, а мы его вчетвером унести не могли, представляете? Такой огромный был, и главное, где он столько еды находил? Нет, мы, конечно, не голодали, но он точно килограмм под сто двадцать весил. И как он тогда себе не сломал ничего, грохот был такой, будто в штабе связку гранат подорвали. Как в армию попал? Человек — загадка. А сейчас Алексеич в лучшем из миров — помер. Лет пять назад. Передавали мне, что на танковую мину наступил. Сгубил его в итоге недюжинный аппетит или мина с ослабленным детонатором была, чёрт знает. Смотрит сейчас оттуда, — Михаил поднял голову в попытках разобрать что-то в очертаниях хмурого неба, — И злится на меня. Хотя, зная его, скорее сидит и с собственной нелепости ржёт. Видел я таких, весёлые и всегда на подъёме. А как бой, так отчаяннее всех бьются. Потом стараются ободрить кого, садятся рядом, руку на плечо и расскажут какую-нибудь глупость или анекдот там, что ты сам от неожиданности уже ловишь себя на смехе. Бывают же люди.

Тоне приходилось видеть и трупы, и взрывы, но первые, как правило, уже представляли собой лишь горстку костей, а вторые были далеко, когда девочки палили из танка в преграду или в стену какую. Разлетевшийся из-за взрыва на тысячу кусков живой человек, даже в воображении пугал до боязливой тряски головой.

— Вы в Бога верите? — Михаил шёл чуть впереди, но вдруг замедлился, отчего витающая в мыслях Оля чуть не врезалась в него.

— Михаил. Кхм, Миша, а почему интересуешься?

— Ага, почему мы в него верить должны? — ответила и Тоня.

— Точно, вам двоим это незачем. Я к тому, что вам очень повезло быть друг у друга, поэтому не верьте в такие байки, иначе обернётся вам боком. Мои же друзья и родные лежат в земле. От прадеда до племянницы. Всё, что осталось от них, — это память, и даже она порой врёт. Посмотришь вокруг и думаешь: какой Бог? Читал я библию, там много хороших идей — гуманистических, но ради чего? Какой конец? Рай. А на «бренной земле», нам предлагают страдать ради справедливости. Враньё, мы справедливости при жизни хотим, а другой мы не знаем и не узнаем. Даже если Бог есть, лучше умереть, думая всю жизнь головой, чем верить во что-то и по итогу, как и все, оказаться в ящике. Странная штука, эта смерть, да? — его шаг ускорился, стал шире. Тоня провожала быстро удаляющегося Михаила взглядом, — Мой дом! Ну же, идём-идём! Сейчас я вам всё покажу. Вы не бойтесь, целых зданий осталось мало, склад, штаб, да моя казарма, немного совсем осталось. Немного. В оставшиеся я уже давно не заходил, боюсь, что меня балка какая придавит, так и помру, ха-ха-ха!