Гигант заулыбался Эйриху и помахал ему сочащимся жиром окороком. Жир обрызгал воина, сидящего справа от него, но воин счёл молча стерпеть, не позволяя даже мимике выдать хоть какое-то недовольство.

— Вот молодец ты мой! — умилённо улыбнулся Эйрих в ответ. — Эй, вы, двое, а ну живо подвинулись! Ему ведь не хватает места!

Два воина, невольно сдвинувшиеся на освободившееся пространство лавки, резко дёрнулись и освободили пространство для Альвомира, с большим запасом. Гигант сел и, по-видимому, забыл обо всём, кроме еды. Даже об окороке в левой руке — он увидел жареного сома и подвинул римскую серебряную тарелку поближе к себе.

Об Альвомире болтают всякое, но Эйрих доподлинно знал, что большая часть этой болтовни — ложь. Без указа от человека, которому доверяет Альвомир, этот гигант и мухи не обидит. Ненависть, злоба, что-то личное к людям — это не об Альвомире. Он живёт в своём мире, где есть безусловно хороший — Эйрих, а есть плохие люди, которых надо побить топором — те, на кого укажет безусловно хороший Эйрих. Нет, гигант может злиться, но вся ярость довольно быстро сходит на нет, обычно, прямо вместе с объектом для ненависти. И вновь Альвомир погружается в собственный добрый мир, где тепло, много еды и есть Эйрих, который точно не даст его в обиду.

«Счастливый человек...» — подумал Эйрих.

— Я приношу свои извинения за произнесённые слова, — покладисто поклонился Феомах. — Я ещё недостаточно хорошо владею готским...

— Тогда говори на латыни, — процедил Эйрих на латыни. — Ты хочешь сказать, что я сказал неправду? О-о-очень аккуратно выбирай слова для ответа.

Иоанн прикрыл рот и начал лихорадочно соображать. Он уже успел узнать, что у готов очень легко получить вызов на поединок. Некоторым достаточно и косого взгляда...

— Я хотел сказать, что ты не знаешь всей правды, — заговорил римлянин на родном языке. — Меня не посылали на смерть. Флавий Антемий наказал мне, чтобы я вернулся и доложил об успехе или провале.

— Малозначительно и маловолнительно, — вздохнул Эйрих. — Никак не тянет на «всю правду». Что-то подсказывает, что ты это придумал только что.

— Христом клянусь! — перекрестился Иоанн.

— Мало веры римским клятвам, — произнёс Эйрих на латыни, а затем перешёл на готский. — Вы и мать родную в рабство продадите, если речь пойдёт о собственной шкуре. Отец, доверять римлянам нельзя. Вот этот — он предаст тебя сразу, как только окажется за стенами Константинополя.

Оторвав ножку куропатки, он начал сгрызать с неё жирное мясо.

— Они видят в нас только угрозу, — продолжил Эйрих, расправившись с ножкой. — Варваров. Потому что между нами слишком много зла.

— Ты солгал мне, Иоанн? — спросил Зевта совершенно иным тоном.

— Я не лгал! — воскликнул римлянин. — Я и правда могу наладить связь с очень знатными людьми в Константинополе! У вас ведь есть золото, так? Я могу наладить покупку железа, оружия и броней! Вам ведь нужно всё это?

— Не то чтобы сильно... — произнёс Эйрих.

— Я думал, что у нас согласие, Иоанн... — разочарованно произнёс Зевта. — А ты, оказывается, всё это время говорил как римлянин...

Зевта искренне расстроился. Готы не привыкли к такому ведению дел. У готов всё просто и понятно: мужчина, если он достоин держать топор и щит, должен отвечать за свои слова и не ронять их напрасно. В этом их коренное отличие от римлян.

Аларих, каким бы хитромудрым готом ни был, тоже ведь пытался договориться, надеялся на взаимную честность, на права федератов и немного земли...

— И опять ты прав, Эйрих, — произнёс Зевта. — Как ты настолько глубоко проникаешь в суть людей?

— Книги, отец, — ответил мальчик. — Их пишут те, кто умнее всех в этом зале. И иногда мне кажется, умнее всех вместе взятых. Я хорошо узнал римлян по книгам, поэтому для меня не секрет, что движет нашим Иоанном. Он хочет в Константинополь. На коне, с золотом, серебром и радостными вестями. Что готы потеряли много воинов, что готы теперь не побеспокоят рубежи империи ещё несколько месяцев...

Не прибудь Эйрих так вовремя, не взялся бы даже размышлять на тему, как далеко это всё могло зайти...

— Но не будем об этом, — решил он. — Как идёт объединение деревень?

Это один из важнейших вопросов, потому что Эйрих знал — чем больше соберёт деревень Зевта, тем больше воинов будет в их большом походе на Италию.

— Пришлось убить или ранить ещё двадцать славных воинов, но зато теперь под моей рукой тридцать шесть деревень, — сообщил Зевта с нотками самодовольства. — Если посчитать, это, примерно, шестнадцать тысяч человек — наш ульс... тьфу... улус самый большой. Это сильно меньше, чем у Алариха, но больше, чем у остальных остготов. Кое-где воины сохранили лошадей, поэтому у нас теперь есть кавалерия. Можно было и пойти на запад, но ещё слишком рано...