Видимо, это откровение так потрясло его, что взглянувший на Ника после окончания очередной песни Малек-Адель, жестом дал знать аккомпаниатору сделать передышку, и участливо спросил Ника, не стало ли ему плохо.

— О нет, — ответил Ник. — Мне очень хорошо. Так хорошо, как было только в детстве, когда я открыл для себя мир вокруг себя.

— Я очень счастлив, — быстро ответил Малек-Адель. — Ты прикипел к моему сердцу. Ты теперь для меня как брат. И я буду счастлив, если ты хотя бы немного поймешь мир, в котором я живу. И откроешь мне свой мир. Я очень хочу понять вас, христиан, ваше учение. Я много этим интересовался. Это особенно важно здесь, в Палестине. Но это слишком важно, не сегодня говорить об этом. Мы еще не готовы к такому разговору. Мы должны вместе поездить здесь по разным местам и посмотрим, может откровение снизойдет на нас. А теперь послушаем дальше. У вас, я знаю, тоже есть такие бродячие певцы.

— Да, менестрели, некоторые из них очень известны. — ответил Ник. — Но ваш певец тоже необычен и прекрасен. Я слушаю его с большим удовольствием.

Улыбнувшись, Малек-Адель дал знак продолжать пение.

Так повелось, что с этого времени все вечера Ник проводил в шатре Малек-Аделя. Пока лекарь считал, что Малек-Адель не должен принимать участие в походах. Дело в том, что после ранения его мучили головные боли и лекарь хотел полностью избавить рыцаря от них.

Малек-Адель рассказывал Нику о происхождении своего народа, о том, что они, курды, родом из Месопотамии. И что у них есть древние предания и верования. Что часть курдов, правда небольшая, не приняла ислам и продолжает поклоняться своим богам.

— У них вера совсем иная, — задумчиво сказал Малек-Адель. — Иногда я езжу к ним. Они хорошо меня принимают. Хочешь, мы поедем к ним вместе? — спросил он Ника.

— Конечно, хочу. А то, что я другой веры? Это не будет помехой?

— Нет, они очень доброжелательны.

На том и порешили. И через несколько дней Ник и Малек-Адель в сопровождении нескольких слуг и неизменного Мевлуда отправились к странному курдскому племени.

Путь до Мосула, где живут курды, небольшой отряд преодолел в три дня. На третий день, когда цель путешествия была уже близка, рано утром вблизи шатра, в котором ночевали Малек-Адель и Ник, показались двое всадников. Али, слуга Ника, шепотом сообщил об этом рыцарям. Они вышли из шатра и увидели, как два живописно одетых всадника, спешиваются возле шатра. Один из них низко поклонился вперед, как бы поднимая с земли горсть песка, посыпал этим воображаемым песком перед собой и прижал руку к груди. Этим жестом, свойственным лишь жителям Курдистана, Сафар Али-бек, курдский рыцарь, который всегда сопровождал Малек-Аделя, когда тот путешествовал по курдским землям, приветствовал гостей. Второй воин держал в своих руках очень странное копье, острие которого было сделано в виде полумесяца, а основание украшено кольцом из страусовых перьев.

Сафар Али-бек обратился к Малек-Аделю на непонятном для Ника языке. Прежде, чем ответить ему, Малек-Адель повернулся к Нику и с присущей ему учтивостью сказал:

— Прости, он говорит на своем языке. Это язык курманджи, язык йезидов.

Ник склонил голову в знак согласия, а сам подумал, что он не слышал никогда ничего ни об этом языке, ни о странном названии племени йезидов.

После короткого разговора Малек-Аделя с Сафаром, тот велел слугам оставаться возле шатра и ждать их возвращения. А сами они, Малек-Адель и Ник вместе со встретившими их всадниками отправились дальше. Куда — Ник этого не знал.

Путь их пролегал по пустынной местности, скудно поросшей хилыми кустиками почти высохшей травы. И только к концу дороги показалось человеческое жилье. И местность вокруг них разительно изменилась. Показались сперва кустарники, потом и деревья, вначале чахлые и низкорослые, затем все пышнее и выше.

Они проехали небольшое село под названием Баидри, утопавшее в зелени садов. Деревья были усыпаны уже спеющими плодами, яркожелтыми сливами, фиолетовыми фигами, кое-где на стенах, увитых ползучими плетями растений висели длинные, похожие на огурцы плоды. Через три часа, в течение которых всадники остановились только однажды, чтобы утолить жажду из чистого источника, бившего ключом из-под куста шиповника с уже почти спелыми темнокрасными плодами, они въезжали в узкую долину, зажатую между живописными скалами. Возле небольшого дома путники остановились и спешились. Малек-Адель повернулся к Нику со словами:

— Дальше мы пойдем пешком. Это недалеко.

Куда вел Малек-Адель Ника и что «это» было недалеко, пока было непонятно.

Минут через пять неторопливой ходьбы среди буйной зелени и полевых цветов как-то неожиданно из-за поворота дороги вдруг перед взором путников предстал древний монастырь. Сложенный из светлого камня, он как-бы возносился к небу. Монастырь окружала каменная крепостная стена. Когда Ник и Малек-Адель проходили мимо крепостной стены, Ник увидел, что в стену вставлены камни с надписями на арабском и сирийском языках.

— Здесь нельзя ходить с обнаженными ногами, нельзя убивать диких зверей, срывать растения и портить воду, — благоговейным шепотом сказал Малек-Адель. — Это храм шейха Ади.

Двор храма был выложен каменными плитами. Кроме самого храма здесь находились еще постройки, которые сочетались по стилю с храмом. Ждесь жили служители храма.

Они подошли ближе и Ник увидел, что портал храма украшен высеченными из камня различными символами. Это были лев, змей, топор, гребень, изображения человека. Особенно сильное впечатление производил змей. Его черное и блестящее изображение, высеченное из какого-то свинцово-черного камня всем своим видом напоминало о том, что здесь таится нечто странное. Увидев однажды, это изображение уже нельзя было забыть.