Ключ нерешительно заскрипел в замочной скважине. Дверь поддалась легко и без усилий. Внутри оказалась лишь одна лестница. Опасаясь каждого тёмного угла, Сельма сразу проверила, нет ли здесь подвала. Но её ладони и носки кроссовок не нащупали никакой выпуклости, похожей на дверь. Путь был только один – наверх. Пугливо, осторожно её ноги отмеряли каждую ступень. В любой момент она готова была к нападению. Но наверху оказалась лишь одна комната с голыми стенами, оштукатуренными обветшалым саманом; деревянный пол и грязный соломенный матрац… Единственное окно выходило на торговую улочку. Из предметов бытового обихода здесь стоял лишь ночной горшок, стул и керосиновая лампа. В любом случае это место оказалось лучше, чем яма под корнями в лесу.

На улице фонарщик зажигал редкие факелы. Сельме повезло, что дом находился недалеко от площади. Далее неё факелы не зажигались. Спустившись, она немедленно заперла дверь, спрятав ключ в карман. Керосиновая лампа зажглась от зажигалки не сразу, но вскоре в комнате замерцал маленький огонёк. Спать было страшно, да и в таком напряжении чувство самосохранения развеивало усталость, как ветер дым. Девушка долго смотрела в окно, пока на темной улице никого не осталось. Лицом к дверному проему, ведущему на лестницу, она села на матрас, обняв колени. Наконец, ее грудь сотрясло тихое рыдание. Напряжение этих двух дней, которые казались ей целой вечностью, дало о себе знать и больше не могло прятаться в глубинах подсознания. Появилось время спокойствия, и Сельма больше не смогла сдерживать свою истерику. Ей нужно было выплеснуться.

– За что?.. За что…

В голове бился только один вопрос. Обида сковывала грудь железными тисками. Всю жизнь она скрывалась от людей, как покалеченное уродливое существо, пряталась в своей норе. И казалось, между нею и всем остальным миром возникло негласное соглашение: она держится от общества подальше, а общество её не замечает. Но судьба нашла способ изощренно поиздеваться над и так искалеченной судьбой.

Тихий плач перешел в рыдания и завывные вопли, в которых Сельма билась около двух часов. Она больше не чувствовала ничье присутствие. Она была абсолютно одна, а потому и срыв стал ещё сильнее. Успокоиться удалось лишь к четырем часам утра, когда небо стало приобретать неприятный серый цвет. Керосин в лампе закончился, и комната освещалась лишь раздражающим зрение сумеречным небом. За всю ночь Сельме не удалось сомкнуть глаза. Лишь когда в окно стал падать золотой свет утреннего солнца, маленькая растрепанная головка стала клевать носом в хрупких объятиях дремоты.

После очередного такого клевка девушка вдруг резко открыла глаза и подскочила. Она заснула! Что вокруг?!

С улицы доносились оживленные голоса и грохот средневекового города. Сельма немедленно подскочила к окну. На торговой улочке уже вовсю кипела жизнь. Может, удастся встретить её?! Со всех ног она побежала прочь из своего столь неуютного укрытия. Темная лестница, скрипучая замочная скважина, дверь, глоток свободы, шум толпы – иллюзия реальной жизни.

Почти полдня девушка блуждала по городу в надежде встретить белокурую девушку, сожженную до этого на костре. Но поиски оказались бесполезными. Тогда ноги сами привели её к старой лачуге на окраине леса. Старуха варила в чане бельё, мешая его толстой палкой.

– Что ты так поздно? Выглядишь неважно. Давай, помоги мне отполоскать бельё и развесить.

Сельма и до того, как попала в этот кошмар, всегда выглядела болезненно. Вечные синяки под глазами, неестественная худоба, бледная тонкая кожа, почти не видящая солнца. Очередная бессонная ночь и парочасовая истерика не сделали её внешность лучше.

Вряд ли у девушки был выбор. В ручье пришлось отбивать плоской доской какие-то тряпки, как показала старая женщина, а потом развешивать их на верёвках. Обе молчали. Старуха – потому что знала все правила здешнего мира и ей откровенно было скучно с чужачкой, Сельма – потому что боялась не узнать в итоге ничего. Невероятно сложно было сдержать в себе целый калейдоскоп вопросов. Старая прекрасно это видела, но не обращала никакого внимания. Не её проблема.

День прошёл глупо и безнадёжно. Солнце медленно клонилось к горизонту. Счастье и шум города не трогали Сельму. Старуха возилась где-то в своей лачуге. Девушка поймала себя на мысли, что даже не знает, как её зовут. Но спрашивать до тех пор, пока не пройдёт указанный срок, она не решилась. Кто знает, как эта бабка отреагирует? Ненормальная.

Словно на зов её мыслей, хозяйка землянки вышла из своей конуры, протягивая ей тканевый свёрток.

– На, надень. Вся в грязи да в саже, уже и одежда пропахла. Иди по мху на север, выйдешь к небольшому озеру. Приведи себя в порядок.

– Спасибо…

Сельма понуро приняла свёрток и пошла в указанном направлении. Озеро находилось чуть в стороне от города, но очень близко к нему, почти на окраине леса, отчего заблудится было невозможно. Место выглядело, как сама благодать: мирный лес вокруг, щебетание птиц, чистейший воздух, каменистое дно. Вода была настолько чистой и прозрачной, что можно было разглядеть не только мелких с три сантиметра рыбёшек, но и каждый камешек на дне. После кошмара на площади это место напоминало рай. Да и весь день шёл не в сравнение: только счастливые лица, только хорошая погода, только прекрасная природа… Однако этот лучезарный фон нисколько не вызывал доверия и отнюдь не улучшал подавленное состояние Сельмы. Ещё более подавленное, чем в прежнем мире.

Окинув местность взглядом, она сняла насквозь пропахшую потом и дымом толстовку, футболку и измазанные джинсы. Старуха была права. Сейчас Сельме и впрямь очень хотелось смыть с себя всю эту грязь и переодеться в чистое.

Вода оказалась, как парное молоко. Девушка вошла в неё по самую шею, наполнила грудь воздухом, зажмурилась и опустилась с головой.

Раз…

Два…

Три…

Водная поверхность, потревоженная рябью, стала успокаиваться.