Дверь подалась с трудом. За годы хижина осела, а само дерево усохло. Сельма не торопилась входить внутрь, но старуха требовательно указала рукой на порог и буквально вволокла её за собой. Внутри оказалось темно, отчего глаза не сразу смогли что-либо разглядеть. Сельма прищурилась. Только свет очага и треск дров говорили о том, что здесь есть какая-то жизнь. Наконец она разглядела крепкий стол перед собой, сам очаг, множество сухих веников, трав и различных склянок со странным содержимым. Земляной утоптанный пол и грязь вокруг совсем не внушали расположения. И всё же здесь казалось безопаснее, чем в городе…

Сельма не двигалась с места, так и стоя нерешительно у входа. Ей было страшно. Казалось, только сейчас избыток пережитых эмоций стал доходить до ее сознания. Подмененный город, сожжение заживо, монстры, жестокие убийства, спасение… Адреналин стал отступать, оставляя место только страху и расползающейся по телу слабости. Конечности всё еще были ватными.

Старуха стала что-то молча делать у очага. Гостья могла лишь затравленно наблюдать за ее действиями, половину из них не фиксируя. Вот старческая рука поставила на стол кувшин с парным молоком и развернула кусок духмяного хлеба. Затем откуда-то достала и вывалила в чашку густую кашу, отчего Сельма ощутила, как ее рот заполнила голодная слюна, а в животе предательски заурчало.

– Садис… Ешь…

Сельма совсем не хотела приближаться к подозрительной тарелке и еще более подозрительной каше, но в этот момент ей казалось, что ноги вот-вот подогнутся, и она рухнет прямо здесь. Слабость, как отрава, разливалась вместе с кровью по всему телу. Голод скручивал желудок. Есть хотелось слишком сильно, чтобы привередничать. Вначале она нерешительно села за стол, потом взяла ложку, маленький кусочек… К удивлению, на вкус и запах, несмотря на отвратительный вид, каша оказалась сладкой и очень вкусной. Сельма накинулась на тарелку так, словно не ела неделю. Старуха стояла у очага, что-то всё время передвигая. Сельма потеряла к ней интерес, наскоро заталкивая в себя кашу. Вскоре старая поставила перед ней и глиняную чашку с травяным чаем. Бог знает, что это были за травы, но чай мгновенно одаривал бодрящей свежестью. Теперь Сельме хотелось только хорошо отдохнуть. Она подняла глаза от пустой тарелки на старуху и как-то по-детски пролепетала:

– Спасибо, – и так болезненное лицо, бледное, с вечными синяками под глазами, уставилось на старуху, а потом ещё раз оглядело землянку. Уже увереннее. Воцарилась неловкая пауза. – Это моя очередная иллюзия?

Старуха указала скрюченным пальцем на её руку:

– А ты сама посмотри на свою рану и поймешь.

– Откуда вы?.. – но Сельма поняла, что сейчас надо спрашивать совсем другое, – Что это за место? За что сожгли ту женщину? Почему появились чудовища? Где я?!

Хозяйка хижины поставила перед собой глиняный стакан с таким же чаем, о чем можно было судить по разливающемуся вокруг аромату. Ее спокойствие и безразличие ко всему произошедшему вводили в смятение.

– Этот мир создал Он. Ту, что сожгли, ведьма. Их здесь много. Как и запертых душ. Некоторые сами просили у него пристанища, чтобы скрыться от реального мира. Здесь суровые правила, но кто им подчиняется, живёт неплохо. А смертные… Эти болванчики… Они посягнули на его служанку, это была его кара.

Взгляд Сельмы, которая даже после всего увиденного на площади смотрела на старуху как на полоумную, ярко выражал ее отношение ко всему сказанному. Измученная морально девушка не поняла ничего из сухого пояснения старухи, которая говорила таким тоном, словно рассказывала о погоде вчерашнего дня.

Неожиданно среди повисшей тишины в очаге что-то зашипело, заплавилось… Из дна, из-под самых дров, стала подниматься магма. Температура в комнате изменилась, стало жарко. Сельма с тревогой перевела взгляд на старуху:

– Что за бред?! Кто этот Он?! Почему я сюда попала и что ему нужно от меня?

Но старуха уже смотрела на очаг, и Сельма встревоженно перевела взгляд обратно на него. Грудь зашлась от частого дыхания, спазм паники перехватил основание горла. Раскаленная густая жижа стала медленно сливаться на пол и растекаться тягучей лужей. Температура в комнате поднялась, как в печи; стало трудно дышать.

– Что происходит?!

– Не суждено тебе, деточка, отдохнуть… Не даст Он тебе. – Старуха резко повернулась к девушке, и вдруг один её глаз стал полностью белым, лицо деформировалось. – Беги! Твоя цель – только выжить! И помни, выход найдёшь лишь под землёй!

Сельма вскрикнула. Она испугалась не слов старухи, а её резкого поворота головы, белого глаза и страшного лица. Девушка вскочила на ноги. Дышать тут было невозможно. Жар стоял такой, что паника овладела ею до самых кончиков пальцев.

Сельма ринулась к двери, налегла на нее всем телом и, не задумываясь, выбежала прочь из хижины. Однако как только она переступила порог, то словно бы ступила на землю ада… Всё вокруг оказалось в огне… Лес горел. Огненные веера ветвей падали вниз, деревья надламывались и огненным мечом обрушались на землю. Жар обжигал кожу. Повсюду стоял громогласный треск. Сельма натянула на себя капюшон, стянув шнуром его края. Дым душил легкие. В панике она с трудом смогла оценить ситуацию: со стороны города огня было больше. Там все трещало и ломилось. Казалось, даже город горит. Огонь стоял стеной. Не пройти. Думать было нечего, и Сельма сквозь огненные деревья побежала в глубь леса. Пару раз она чудом увернулась от падающих ветвей: перескакивала их, не давала огню перекинуться на неё. Со всех ног Сельма бежала от пожирающего огненного ада. А сзади, действительно, будто бы сам ад разверзся: огонь бушевал так, словно деревья выпускали газ. В той стороне, куда бежала Сельма, деревья тоже были в огне, но ещё не стояла та неумолимая температура и не было огненного дождя в виде падающих веток. У неё был только один шанс выжить: убежать. Однако это сделать очень трудно, когда огонь, словно живой, несется за тобой…