— Ты кажется, хорошо головкой приложилась, — преследующая меня рука теперь покоилась на моём исстрадавшемся лбу, — вот и не помнишь, что я — это будущее медицины. Могу диагноз поставить на раз-два-три.

Я лишь устало закатила глаза. Знаем мы его диагнозы. Проходили. Стряхнув руку со лба, я встала и отошла подальше от устрашающего субъекта.

— Не надо. Как-нибудь перебьюсь без осмотра такого светила отечественной медицины, как ты.

Для пущего эффекта я сложила руки на груди и состроила суровое выражение лица (насколько мне это удалось — нахмурила брови, поджала губы, раздула ноздри и сощурила глаза), чем вызвала у Артёма бульканье. Он поднял на меня взгляд, всё ещё лёжа и утопая в ковре, но увидев моё лицо, тут же свернулся в позу младенца и стал подвывать.

— Что смешного?

— Ни…ни…чего…

— Весьма сомнительно.

— Угум… — не унимался он, поглядывая на меня.

— Перестань!

— Ага…

Решив, что общаться с неадекватным человеком бесполезно, я направилась на выход. Сбегу с вечеринки и сам пусть разбирается со всеми проблемами.

Но сбежать не удалось. Не потому что Артёмка, в лучших традициях заботливых мальчиков, решил меня остановить и не дать мне уйти, а просто дверь оказалась запертой. Причём на ключ. Это охранники закрыли, только сейчас вспомнила я.

Я недовольно попинала дверь под звуки, издаваемые корчащимся выпендрёжником, и, расстроившись, стекла по дверке на пол. Теперь мы в ловушке. Кто же нас выпустит? А может через окно? Я метнулась к нему, но оказалось, что мы находимся на третьем этаже. Как только добрались сюда? Опять я пропустила этот момент, потому что в то время, как он меня тащил мокрую из ванной, я занималась поиском ответов на риторические вопросы и не замечала ничего вокруг.

Стена снаружи прямая, без всяких пожарных лестниц и намёков на выступы, так что спуститься отсюда не получится. Даже если и была вероятность, всё равно окно выходит на задний двор, где сейчас толпа гостей. Незамеченными проскользнуть по стене человеком-пауком не получилось бы в любом случае. В общем, тупик. И телефона нет. А так я могла бы позвонить Егору и попросить спасти свою беспечную сестрёнку.

Перевалившись через окно, я решила прикинуть, сколько метров до земли. Прыгать я не собиралась, но, мало ли, а вдруг удастся уговорить склонить к подобным действиям Шера, он же тренированный, авось не расшибёт себе ничего, сгруппируется там, а если на макушку приземлится, то всё равно не страшно, своим мозгом он и так не пользуется. Если он у него есть вообще. Его отсутствие Шер активно доказывает с завидным постоянством. Например, прямо сейчас. Он подскочил ко мне и отволок на середину комнаты.

— Ты дура? Это же третий этаж.

— Я в курсе.

— И всё равно хотела прыгать? — он смотрел на меня, как на умалишённую, хотя кто из нас двоих тут такой, сомнений не вызывает.

— Нет, конечно!

— Не надо делать слишком честные глаза, это тебя выдаёт с потрохами, — уверенно заявляет он и в придачу ещё и головой кивает.

— Но я, правда…

— Молчи уж лучше, врушка. Знаешь, суицид — не выход, даже если ты теперь и… — он сочувствующе оглядел меня.

— Что я? — пришлось переспросить, потому что договаривать он не собирался.

— Ну, ты… Жаль, конечно, но, между прочим, некоторые даже будучи инвалидами живут и даже радуются жизни! — он назидательно поднял вверх указательный палец, старательно отводя глаза.

— В смысле… инвалидов? Я… инвалид?.. — обморок был бы сейчас кстати.

— Нет! Поэтому надо радоваться! — на лице моего принца появилась дебильная извиняющаяся (извиняющаяся?) улыбка.

— Чему радоваться?

Я его сейчас сама из окна выброшу, если он и дальше будет увиливать.

— Ну вот… — он дал мне в руки складное зеркальце в пластмассовом футляре.

Мне было не совсем до того, но стоило удивиться, откуда у этого брутального мачо собственное зеркальце с собой. Сейчас на первый план вышли вещи куда более волнительные. Например, моя перекошенная синяя мордаха. И говоря синяя, я имею в виду именно синяя, с фиолетовым отливом на правой стороне лица и лиловым на лбу. Чудище из зеркальца пялилось на меня, медленно осознавая, что мы есть одно целое, фактически «я-мы-фингал». Сбоку зудел Шер, стараясь подражать известному телеведущему Малахову, потому что как иначе объяснить скорость потока его слов и непонятый мною смысл всего сказанного? Увлечённая созерцанием лилового чудища, мне было не до него.

Поняв, что я не слышу его, Артём решил привлечь моё внимание, потеребив меня по плечу:

— Эй, детка, ну, ты пореви что ли…

— Лучше бы я прыгнула.

Я сказала это несерьёзно, а просто чтобы подчеркнуть для самой себя, что моя ситуация сейчас запредельно ахтунговая, ведь с таким лицом на люди выходить не то, чтобы не рекомендуется, — противопоказано. И лучше смерть. Так бы сказала Леська, окажись она на моём месте, хотя сомневаюсь, что она бы оказалась на нём. Я же никогда не была особой, страшащейся оказаться увиденной в неподобающем виде, мой внешний вид никогда меня не волновал, но то, что я видела сейчас — это даже не вид вовсе, а издевательство. Маску бы сейчас на лицо. Я бы убежала домой, забаррикадировалась в своей комнате и выходила бы только поздно ночью, когда все спят, чтобы не пугать мою чувствительную семейку. Иначе они жалели бы меня, ну, в течение двух часов точно, а потом устав меня жалеть, хором придумали бы мне кучу новых кличек и ржали бы, не переставая, над тем, какая я неудачница.