Шрифт:
Эйлет хихикнула. Все остальные оставались донельзя серьезными. А та самая, бойкая да остроязыкая, привстала на стременах.
– Слышали? – спросила. – Все не напрасно. Просто заклинание такое. Сжатие дороги. Вчетверо, мэтр?
– Вчетверо, – буркнул Эмилий.
Теперь все оказалось наоборот: радовались все. Кроме купца‑римлянина, который все бормотал под нос, что если это и римляне, то одичавшие вконец. Прямо‑таки до сципионовых времен. Утешало только то, что во времена оны римляне были народом пусть и суеверным, но, пожалуй, даже более храбрым и стойким, чем их просвещенные и принявшие свет истинной веры потомки. Родину, по крайней мере, защитить умели.
За день до начала похода дромон снова спустился в Кер‑Сиди. Груз был по преимуществу заказан уже вновь произведенным комитом Южного берега – под новые потребности стройки. Но были и исключения. Обновки. Которые, разумеется, пришлось сразу напялить – не из свойственной женщинам любви к нарядам, но ради того, чтобы хоть немного привыкнуть к их весу на плечах. Лорн ап Данхэм успел.
Немайн разворачивала льняную ткань, в которую была для сохранности завернута броня, очень осторожно. Виной тому – подсознание. При словах «лорика сквамата» глаза застил классический доспех эпохи поздней римской республики, уже ко временам Траяна вышедший из употребления. Который, кажется, назывался немного иначе. Но предубеждению не прикажешь. Так что, когда разум говорил, что бояться нечего, воображение рисовало нечто вроде анатомического доспеха. Женского. Этакий фэнтэзийный бронелифчик. Только без декольте…
Действительность оказалась куда великолепней и сумрачней любых измышлений. Первое, что вспомнила Немайн, увидев броню, был пресловутый «evil overlord's list». Кузнец, сумевший освоить литье булата, ухитрился повторить условия выплавки меча почти один в один. Так что пластины новой брони сверкали, словно серебро сквозь кровь, так обильно пролитую при закалке. Тяжелые грани перекрывали друг друга. Сверкал белый металл заклепок, намертво прикрепивших десятки крупных чешуй к поддоспешнику.
Броня даже на вид казалась увесистой. И если в руках это был просто тяжелый груз, то на плечах… Весить будто стала полегче. Но ощущения! То ли черепаха, то ли танк…
– Ладно поход, – бурчала Немайн, преодолевая желание немедленно скинуть вериги, – поход я в колеснице просижу. А как быть сегодня? Мне бегать надо. Хотя… Забыла. Полководцу не положено. «Гора не движется». Что ж, Такэда Сингэн прав!
– Кто прав? – А вот у Эйры, кажется, сложностей поменьше. Девушка сильная, в обновлении половину осени не валялась.
– Один полководец. Который считал, что командиру в бою суетиться незачем. На то есть подчиненные.
– Ну, он, наверное, прав. Майни, а нам обязательно это носить? Рыцари обходятся. Дышать же тяжело!
– Ничего не тяжело. И заметь, у тебя кольчуга в два раза легче. Давай перевязь надену. Так. Хорошо. Теперь плащ. Под фибулу, чтобы не вышло против обычая, цветастую ленточку. Шлем.
– А почему мы едем не на «Пантере»?
– Так считать нужно. Как ты думаешь, зачем я поручила Эмилию сдохнуть, но доставить в последний из магазинов две тысячи лопат?
– Ох, и любишь ты в земле копаться!
– Люблю? – Немайн задумалась. – А знаешь, действительно люблю. Земля – хороший материал. Простой в обработке, податливый. Живой. Особенно – мокрая земля.
– Ты еще зыбучие пески расхвали, – фыркнула сестра.
– Зыбучие пески не обещаю, но что земля будет на нашей стороне – обеспечу.
Ни тени шутки. Закончились. Немайн рассматривала себя в зеркальце. Белый плащ. Алый шелк вокруг шеи. Через красную, одного цвета с волосами, лорику – белый крест перевязей. Шашка и кинжал заняли свои места. Чуточку искривленная «Руд» скромно спряталась в ножнах вместе с рукоятью, торчит только крюк. За который и полагается извлекать оружие. Такими рукоятями пользовались иные сарматские офицеры, и в Камбрии еще помнили, как их изготавливать. При некоторой сноровке можно немедленно нанести рубящий удар или перейти в стойку. Но только рубящий! Увы, колоть с такой рукоятью оказалось практически невозможно. Зато, стоило сомкнуть пальцы вокруг рукояти, непременно хотелось чего‑нибудь рубануть… На другом боку пристроился кинжал. На борту колесницы ждут клевец, булава и «скорпиончик». Богиня войны готова к работе по специальности!ГЛАВА 4
– Это ведь только часть, – вдумчиво рассуждает Ивор, выглядящий в седле и доспехах моложе, – правда, большая. Кое‑кто подался на север, в Брихейниог. Ну, это у кого где родня. Не забывай, у нас не Ирландия, земли клана с землями королевства не совпадают. Потому и идут – к родне. И это очень хорошо. Случись что – помогут держать стены.
Немайн старательно поддакивает. А в голове переплетаются мычание и детский плач, скрип колес, ржание и ругательства, сливаются в песню горя и страха. Песня‑стон чуть притихает, когда вблизи показывается знамя маленькой армии с диковинным черным зверем, обнявшим древко. В глазах загорается надежда. Войско идет под красным знаменем Камбрии. Идет навстречу. Этого довольно, чтоб его пропускали. А шеи беженцев поворачиваются, взгляды не хотят отпускать невиданную столетиями боевую колесницу, о которой ходило столько слухов, да треугольные уши, торчащие из‑под римского шлема воительницы. Сидящей почему‑то в другой, обозной, повозке. Слух доносил из общего гвалта: «И коней у рыцарей два – один для похода, другой для боя». «Неметона! Неметона идет на саксов!» Слухи о явлении старой богини ходили по Камбрии давно. В другое время ее Дикой Охоты боялись бы. Но теперь все чаще звучит, и все чаще – громко: «От Гвина не уйти, Неметону – не разбить!» Это значит – чем быстрее волшебная армия доберется до врага, тем меньше поляжет добрых бриттов! И безропотно валятся с моста телеги с пожитками – чему изрядно помогает немедленно вручаемая расписка крещеной богини, любое содержимое пробки заталкивается с обочины в лес да топь. А люди стараются помочь. Протащить. Протолкнуть. Пройти на восток.