Шрифт:
От перенапряжения голову Гулидиена спас шум за окном. Громкий, мерный. Короткий взгляд не показал ничего, кроме стены соседнего дома. Тут и брат в дверях нарисовался. Поманил пальцем. Король, накинув плащ, шагнул через порог – и остолбенел. Вдоль центральной улицы Кер‑Нида выстроилось все войско Диведа, до последнего обозника. Вьются иссеченные стрелами «Драконы». Грохочут мечи и топоры по умбонам.
– Армия не признает иного верховного короля Британии, кроме тебя, и ничьего командования, кроме твоего! – торжественно возгласил Рис. – Я как магистр конницы передаю просьбу и требование всех благородных воинов войска: веди нас дальше, король и брат мой! На Северн! На Темзу! К восточному морю!
– На Северн! На Кер‑Глоуи! На Лондиниум! – в такт щитам гремят слова.
Гулидиену стало зябко, несмотря на теплый плащ. В руки просится судьба – слишком великая. Не превратила бы в шута, как иного свинопаса – одежка с чужого плеча. Но ответить следовало. Оставив хоть какую лазейку. Вскинул руку, подождал, пока шум уляжется.
– Воины! Я не обещаю ни славы, ни добычи, – удары все такие же ровные. Неужели им безразлично? – Я просто говорю: Хвикке весны не встретит!
Переждал короткое ликование.– Но сегодня – дневка. Нам стоит помочь городу, похоронить наших павших и скинуть дохлых саксов в воду. Не то начнут вонять, и жителям Кер‑Нида придется оставить город…
Анна наперво присматривала за Эйрой. Слишком много на нее свалилось – первый поход, первое командование. Первое убийство. Не то, что из «скорпиончика», издали – то, что сестриной булавой, накоротке. И, будто остального мало, потеря отца.
Сида тоже страдает, да ей Луковка работу приволокла. Книгу и непонятные листки. И большой наперсный крест. Серебряный. Ну, его Немайн сразу в сторону отложила. За книгу взялась. Листки Эйре подсунула, велела исчислить буквы. Не все подряд, в разбивочку: сколько раз встречается «a», сколько «b»… Сказала: очень нужно, и – срочно. Еще бы не нужно! Работа простая, да требующая внимания, под такую горевать некогда. Сама же занялась латынью. И чем дольше вчитывается в пометы на полях рукописи, чем внимательней изучает подчеркнутое, тем крепче сжимаются кулачки, и злые тени превращают лицо ребенка в морду хищного зверя. Хорошо не демона. Епископ Теодор рассказывал: ирландская церковь верит, что сиды – потомки ангелов. Тех, что при мятеже на небесах не пристали ни к Богу, ни к Сатане, остались сами по себе. Доказали, что у них тот же дар, что у людей, – самим выбирать путь. Вот их и отправили к людям, на землю. До тех пор, пока не определятся. Вверх или вниз… А раз сама земля суждена людям – так утеснить зверей и отдать сидам норы да пещеры в холмах.
Стало чуточку страшно, хоть по лицу Немайн видно – глубже определенной в удел норы не ходит.
– Сестра, ты сколько успела пересчитать? Три страницы? Хорошо. Закончишь – посчитаешь десяток страниц из латинской книги.
– Зачем? Майни, я не дура! Это как зерно перебирать – овес от ячменя. И я совсем не против, сама хотела бы заняться чем‑нибудь – только полезным. Да хоть полы мыть или лук чистить…
Чего дома терпеть не могла!– Это и есть полезное, – отрубила Немайн. – Извини, не объяснила. Но я сейчас сама такая…
Помахала руками и ушами вокруг головы. После чего четко и понятно объяснила: настоящий убийца отца – и всех, кого преосвященный Дионисий теперь отпевает, всех разом – тот тип в сутане, которому Анна Ивановна крюк в бок вогнала, а Луковка обобрала. Потому как книга его. А в книге подчеркнуты места, в которых описано сражение, один в один похожее на Приграничное. Только правый фланг с левым местами поменять. Не будь у Хвикке советника – бились бы по старинке да так и полегли.
– Расчлененный боевой порядок, кавалерийская засада, поддержка конницы легковооруженными. Все это появляется вдруг, в одном походе. Теперь понятно, почему. Военный советник! Эта книга, – Немайн потрясла «Деяниями», – объясняет, что и как он сделал: приметил, что тактика Мейрига похожа на манеру рейнских германцев: неплохая конница, одна фаланга… Зато не выдает, кто его послал. А нам, флейта колесниц, это самое интересное и есть. Я очень надеюсь, что среди скрытых тайнописью строк записано и это.
– Я тоже надеюсь, – встряла Анна. – Очень.
Ведь чуть вдовой не осталась! Муж забегал, рассказал, какой кошмар был во время общего отступления. Как его соседей убили уже у самых повозок, а он вовремя забился между колес. Лежал, боялся. Потом пришел в себя и принялся резать поджилки пытающимся влезть наверх саксам. И вот – жив, и то, что не резал бегущих в первых рядах, за позор не считает. Припомнился первый муж, что ради денег и славы добытчика трижды добровольно уходил на войну. Иная бы решила – любил. Анна подытожила – любил, но не ее – деньги. Иначе подумал бы, каково жене одной остаться.
А Немайн вновь склонилась над рукописью. Вот – другой почерк, грубая саксонская речь: «Это место нахожу поучительным», «Смешно: Юлиан Отступник послужит Церкви», «Использовать его пример – наружно христианин может таковым и не являться! Потому союзники язычников да будут истреблены…»
Немайн скрипнула зубами. А сам комментатор кто? Впрочем, его интересует не правда, а оправдание… И снова запись на полях, снова чернеет лицо. И только тихая приговорка Нион:
– «Y» – сто тридцать два, «S» – пятьдесят четыре, снова «Y» – сто двадцать восемь. Майни, а почему «Y» так много?
– Узнаешь скоро. При тебе расшифровывать буду. Анна, ты что выписываешь из латинской Библии?
– Считаю буквы. Тебе ведь подойдет любая латынь, не обязательно книга советника?
– Подойдет‑подойдет…
Когда епископ Дионисий явился нести утешение, процесс расшифровки был в разгаре. Преосвященный от увиденной картины вспомнил последние письма друга. Увы, Адриан за своими духовными дочерьми теперь разве с небес присмотрит. И не защитит от трех фурий. Разгневанных, по счастью, не на него… Хотя – лучше б растерзали, чем читать перевод тайнописной галиматьи, написанной знакомой рукой. Рукой, которую он до недавнего времени полагал пусть не дружеской, но дружественной.