Шрифт:
– Хорошо, – говорит сестра и повторяет: – Хорошо, что в этом городе я – своя. Хотя и строю новый…
Внутри кольца стен – шаг шире. Сюда не пускают скот, здесь не держат кур, коз и свиней. Собаки, и те не всем позволены. Зато, не вступишь в нехорошее, и в городе будет меньше заразы. Здесь все еще помнят последнюю чуму, потому не ворчат. Считают, что заразу разносит дурной воздух. Сестра уверяет, что все зло от блох, но канализацию в своем городе провела и тоже не пускает на улицы живые инструменты. Права – пусть мудрецы спорят, какая зараза опасней, а ей, Анастасии, не по душе ни вонь, ни мелкие кусачие твари.
Впереди крылом бабочки колеблется огонек. Потайной фонарь! Простенький: пять стенок и сальная свеча. А позади – мрак, который возле огня всегда гуще.
– Привет, Тристан, – говорит сестра. В темноте не видно, но уши наверняка дернулись вперед. Теперь кажется, что они у нее всегда были, настолько подходят. – Вижу, мои рассказы пригодились.
– Привет, Майни, – откликается темнота ломающимся голосом, – это что за взрослая с тобой?
– Моя сестра, моя крестная, моя подруга… И она не настолько взрослая, чтобы с ней было неинтересно. Кстати, раз я здесь – приходи завтра на ипподром к третьему часу первой стражи. Буду учить бою тебя, ну и дружину заодно. Не передумал быть рыцарем?
– Нет. Но отец все равно учит меня хирургии. Все время, что не ходит по вызовам и не корпит вместе с Брианой над книгой о тебе. Говорит, ты отличаешься – но не настолько, чтобы от этого не вышло пользы остальным.
– Это хорошо… Дай–ка фонарь!
Мерцающий и тихонько шипящий свет упал на мальчишку.– Возмужал, – констатировала Немайн, – в плечах прибавил. Пора браться за утяжеленный меч. Мулинеты освоил?
– Ага. Показать?
Свист рассекающей воздух палки. Быстрые удары в пустоту – туда, где могла бы быть голова противника, предплечья, сжимающие оружие кисти… Удары сверху, сбоку, снизу – градом. Вспомнилось, как на расшиве сестра уклонилась от удара Эйры. Но как уклониться от такого?
– А еще я могу вот что!
Палка перелетает в другую руку. И – то же самое, но левой! Дождался одобрения. Улыбнулся.
– А ты тоже стала на взрослую похожа. Ну… статью.
Не видно, но наверняка покраснел, как вчерашняя запеченная форель!– У меня сын.
– Ага… А почему не подросла?
– Я взрослая, Тристан. Вот такая маленькая, но взрослая…
Дети – даже прошедшие войну и работу в полевом госпитале, неуверенность чуют за милю. Если это Тристан… Сестра рассказывала. Сын врача, желает быть воином, в прошлом походе помогал отцу. Теперь его учат на хирурга.
– Совсем взрослая? Не верю!
В ответ – печальный вздох. Августине до двадцати лет, полного совершеннолетия по римским законам, несколько месяцев. Что хуже – потерять в тюрьме годы детства или раннюю юность?
– Взрослая. Но – сида! Кстати, отчего ты решил, что быть врачом и воином разом нельзя? Учебы больше, служба тяжелей… но ведь и чести больше!
– Но ведь врачи не воюют…
– Старый обычай. Времен, когда племена бриттов воевали между собой. Когда пленных щадили, а лекарь перевязывал раны чужим так же, как и своим… Теперь не так. При Честере с камбрийским войском было больше тысячи монахов. Братья собирались молиться за свое войско и помогать страждущим. Их пощадили? Сумело бежать не больше пяти десятков. Наступили иные времена, и врач на поле беспощадного боя будет выглядеть совсем иначе. Так, как бывало в иные времена…
И полилась – сказка. Страшная! В ней поднимались к небесам кручи горных твердынь, шли в бой стрелки с самострелами, выпускающими десятки пуль в мгновение ока, ползали оснащенные баллистами чудища, ничуть не напоминающие слонов Ганнибала. Драконы со всадниками на них поливали землю огнем… Анастасия сначала испугалась, потом развеселилась. Это же сказка! В таком пекле не то что человек не выживет, черт окочурится.
– Выживет, – сказала Немайн.
Спокойно, буднично – словно не только по местным суевериям она холмовая сида, разменявшая четвертую тысячу лет. Словно видела и светило ярче тысячи солнц, и громовых птиц, взлетающих выше неба голубого – в небо черное!
– Выживет, – повторила сестра, – но не всегда останется цел. Тогда и приходит время тех, о ком я и хотела рассказать. Врачей и воинов разом!
Слова. Всего лишь слова, но глаза видят сквозь темень предутреннего часа. Пали с затянутых дымом небес винтокрылые – как это? – стрекозы. Враги, обступившие последнюю позицию израненных героев, отброшены пылающими стрелами.
Сквозь гром, по трясущейся земле, спешат воины в шлемах с опущенными личинами. На черных одеждах – багряные кресты. Там, где они проходят, враг бежит. Тогда их ждет новая работа: тащить раненых к стрекозам. Чтобы вывезти из ада. Доставить в госпиталь… А чтобы дожили, в ход идут сталь хирургов, снадобья травников, ведьминские зелья.
Госпиталь! Латинское слово! Значит, все–таки выдумка, вроде книги, в которой римская галера заплыла на небо и принимала участие в битве флотов Луны и Солнца. Можно выдохнуть… Хочется смеяться, но Тристан – серьезен.
– Для меня было бы честью принять одежду с красным крестом. Эти воины – монахи?
– Нет, – сказала Немайн, – многих дома ждали семьи. Но возвращались не все… И не всегда было, куда возвращаться.
– Понимаю. Война.
Тристан повернул фонарь к девушкам. Серьезный, недетский взгляд скользнул по лицу Анастасии. Потом огонек прикрыла заслонка, и будущий рыцарь превратился в тень на фоне сереющего неба. Проговорили, сказки прослушали – рассвет на носу, за городской стеной прячется!