Шрифт:
– Вот так, под присягой, я не могу. То есть могу подтвердить, что Немайн относится к народу холмов, также именуемых потомками Дон. Они отличаются от всего, что я видел за мою практику. И по Платону выходят людьми – без перьев, двуногие, и ногти плоские… Но я подозревал и подозреваю, что они не совсем люди. Или совсем не люди. Впрочем, доказать, а значит и присягнуть, не могу.
Начал речь, чуть не заикаясь, но завершил твердо и уверенно.– Благодарю, мэтр. В таком случае, суд будет опираться на опыт церкви. Известны случаи крещения существ, подобных подсудимой, и даже более странных. Все они согласились со своей принадлежностью к человеческому роду…
Представление стороны обвинения. Брат Марк – а Клирик и не сомневался. Причем поставили обвинителя спиной к свидетелям, а ее – лицом. И пары стражников по бокам у монаха не стояло. Присяга. Рожа у Марка странно кислая. Может, из‑за золотого, который за него внес викарий. Бенедиктинцам‑то золота и касаться нельзя. Только когда оглашал позицию обвинения, разгладился. Позиция агрессивная, но не сильная: колдовство во вред людям, просто колдовство, изготовление и продажа амулетов. Позицию защиты взялся излагать – сюрприз! – викарий. Заместитель епископа. И все эти пункты попросту отмел.
Прения, свидетели. Клирик пытался работать по заранее продуманной схеме – вносить протесты, требовать записи, подвергать свидетелей долгому нудному опросу. Затягивать дело, пока не прояснится – чего же хочет судья.
Судья желал странного. После всех изначальных подковырок процесс быстро и легко шел в одни ворота – в ворота обвинения. Седина барда – испуг. Страховки – охранное письмо, не амулет. Демонов – не вызывала. Даже Гвина ап Лудда. Который и не демон вовсе.
Все обстояло хорошо. Пока в церковный неф, ставший залом суда, не ворвалась Альма. Поначалу тихо, прижимая к себе узелок, прокралась к родителям. Епископ Дионисий заметил – девочка удивительно похожа на "обитательницу холмов". Только уши нормальные. Вывалила перед ними небольшую гору снеди. После чего подошла к подсудимой и сунула узелок ей. Стража отвернулась.
– Я столько не съем, – улыбнулась Немайн, заглядывая внутрь, – тут вкусностей мне на неделю. Может быть, мне кто‑нибудь поможет со всем этим управиться?
Клирик надеялся, что явление Альмы обойдется тихо. Еще плохо ее изучил. Зато отец с матерью уже не знали, что делать. То ли под скамьи прятаться. То ли хватать дочь в охапку и бежать, куда глаза глядят…
– Ты, главное, с этими не делись, – Альма ткнула в охрану по бокам сиды, – свидетели могут сказать правду. И судья может судить по справедливости. А эти – конченые.
– Это еще почему? – не выдержал один из стражников.
– Отсиделись за спиной Майни, потом копья ей в спину уперли, а спрашивают… Ну и ладно, вы уж и не совсем живые‑то. Святая Бригита вам еще отплатит!
– А и не Бригита, найдется кому, – возгласил утробный голос из зала. Кое‑кто из свидетелей хорошо освоил чревовещание. Стража совсем повесила носы. Альма уже стояла перед рыцарем.
– А тебе не стыдно? Ладно, в том что спасла город – и меня! – сида не признается. Но уж от предместья‑то не открутится. А у тебя, Таред, там зазноба. И, кстати, не одна!
– Одна, – возмутился рыцарь.
– А которая? – уточнила Альма. – Темненькая такая, еще, как фэйри, в зеленом платье ходит? Или белобрысая с веснушками? Давай выбирай, раз одна.
– Я… Мне…
Клирик без удовольствия пронаблюдал, как человек, честно исполняющий вассальный долг, завис, как устаревший компьютер.
– А ты, судья, осторожнее, – пригрозила Альма епископу, – мучителей праведников ожидает ад.
– А Немайн праведница? – уточнил тот.
– Она меня спасла, – тихонько ответила Альма. – Не город. Город что, город – вещь… Меня. И его вон. И ее…
Девочка начала обходить свидетелей, старательно шарахаясь при этом от стражи.
– Насчет города она не признается, скромничает, – бормотала почти под нос, цепляла свидетелей за руки и заглядывала в лицо: – но вот у тебя ж доля в пивном заводике? А если б его зажгли? А ты – куда ты бы пиво пить ходил, если не в "Голову"?
Епископ Дионисий старательно удерживал мускулы лица от раздраженной гримасы. Кто‑то откровенно использовал ребенка, справедливо ожидая, что монах‑епископ не очень‑то умеет обращаться с детьми. Чего добивался, помимо очень неприятной сцены и измотанных нервов судьи – непонятно. Зато девочка себя накручивает, уже почти в истерике.
– Альма!
Девочка оглянулась на подсудимую.– Послушай меня внимательно. Ты говоришь, я тебя спасла. У меня есть к тебе просьба. Выполнишь?
– Выполню.
– Найди своего брата Тристана. И попроси его пересказать тебе историю апостола Петра. Если вспомнит, слово в слово.
– Но…
– Ты принесла сюда еду родителям и мне? Спасибо, съем все, что влезет, и папа с мамой твои тоже. А теперь помоги мне еще немного: поговори с Тристаном. Очень мне поможешь. Больше, чем оставшись здесь.