— Мы победим в другой день, — решительно сказал вождь.

— Вспомните об этом, когда мертвецы вашего клана усеют земли Агариметеи. — Друткхала пожала плечами, стряхнув с себя ауру злости подобно плащу. В ее глаза закралось нечто, похожее на грусть. — И тогда вы спросите себя, стоило ли это жизни сына другого клана.

— Я мало что передам семье, Друткхала, — ответил лидер клана. — Но честь моя чиста, и лишь ее я смогу оставить клану.

В ответ она только покачала головой и отвернулась, неосознанно покинув барк так же, как до нее Каэлледин. Нуаду прошел мимо отца, но вдруг дрожащие пальцы на руке остановили его.

— Она остынет, — пообещал Найалл, но Нуаду не был так уверен.

Глядя вслед улетающей Кровавой Невесте, он понял, что отрекся не только от любовных намерений. Его импульсивность фактически обрекла экспедицию, а с ней будущее не только клана Огненное Сердце, но и всего рукотворного мира.

Во взглядах остальных читалась смесь жалости и укора, и Нуаду больше не мог выдерживать их. С бессловесным рыком он подбежал к брошенному Друткхалой реактивному мотоциклу и запрыгнул на него. Дикий лорд понесся прочь, его сердце грохотало, дыхание натужно вырывалось из легких так, словно его грудь разрубили пополам.

Настойчивый звонок в дверь прорвался сквозь туман безысходности, клубящийся в голове Нуаду. Перед дверью в его апартаменты — опочивальню в башне Низменных Услад, а не покои в Пламенных Полянах — стояли трое посетителей, однако из-за большой дозы дремолиста, притупившей чувства, он не узнал их. Поднявшись из кресла, все еще неуверенный, впускать ли их, Нуаду наступил на одну из нескольких валяющихся бутылок ночь-вина. Еще две высились на подлокотниках кресла напротив, в котором зычно храпел Б’сайннад.

Дремолист отлично справился со своей задачей, заглушив почти все воспоминания о прошлой ночи. Вынужденная предосторожность, предпринятая прежде, чем отдаться во власть саморазрушительной стороны: он избавлялся от чувства вины и паранойи, которые иначе бы преследовали его весь остаток жизни. Конечно, дикие наездники свободно исследовали каждый аспект неистовой души альдари, однако заниматься этим без защиты было глупо. Сожаление о необдуманной пьяной выходке легко могло перерасти в ментальную опухоль, которая будет разъедать душу, пока не сокрушит его в самый неподходящий момент, когда он вернется на Путь.

Хоть дремолист и помог Нуаду забыть о своих ночных тирадах и рыданиях, разрушенные апартаменты живо привели его в чувство.

Он взял мантию, заброшенную на полку с бюстиками диких лордов древности, и кинул ею в Б’сайннада.

— Оденься.

Друг что-то невнятно пробормотал, сгреб теплую одежду и перекатился, почти завернувшись в нее.

Отыскав графин с водой, Нуаду нахлебался из него и лишь затем подошел к двери. Он коснулся пальцами пси-реагирующего металла и, с некоторым трудом сосредоточившись, велел двери открыться.

— Вижу, ты хорошо воспринял наше поражение, — произнес отец.

Он опирался о наружную стену, явно устав от проделанного пути. Позади Найалла стояли хмурые Нэмих с Марифсой. Когда вождь вошел в его покои, родственники остались ждать за дверью.

— Я… — начал Нуаду, но мягкий, хотя и непоколебимый взгляд отца заставил его замолчать.

— Не нужно оправдываться, я ни в чем тебя не виню, сын. — Он поднял с кресла высокий сапог и отставил на пол, прежде чем сесть. — Дикие наездники вправе давать выход своим чувствам, как того захотят.

Нуаду предвосхитил близящуюся оговорку и отступил за кресло, в котором проснулся, словно оно могло защитить его.

— Я знаю, тебя удручает мысль становиться вождем, — продолжил Найалл.

— Меня огорчает, что это означает твою безвременную кончину, отец, — поправил его Нуаду. — Мое сопутствующее возвышение — случайность.

— Но ты так и не предложил отказаться от титула наследника и уступить его сестре, как и не просил меня назначить ее.

— Единокровной сестре, — уточнил Нуаду, немного злее, чем хотел. Ее связи с кланом Ледяной Шепот не в малой степени были причиной его нынешнего плачевного состояния.

— Моей дочери, — ответил ему Найалл, особо выделив последнее слово. Он покачал головой и отмахнулся. — Я не за этим пришел сюда, но твой побег от обязанностей перед кланом после нашей неудачи дал мне время поразмыслить.

— Тебе следовало вызвать меня к себе, отец, — сказал Нуаду. — Не стоило приходить самому.

— Я пытался.

Он почувствовал слабую дрожь воспоминаний, просочившихся сквозь вызванное дремолистом беспамятство. Нуаду гневно закрыл эмпатический канал, пытаясь найти убежище в хандре.