Я решительно была против.

— Ну, Лен, ну, пожалуйста, — сложил он руки в молитвенном жесте, губки бантиком, бровки домиком, в глазах пляшут шаловливые бесенята. Я опешила от представшей картины. — Давай завяжем твои глазки.

«Кто этот человек?» хотелось кричать мне. Но мне он очень нравился.

— Артём, ты странный. Место странное, — всё же решилась я быть честной. — Ты ведёшь себя… необычно…

— Я странный и веду себя необычно? — переспросил он холодно.

Его взгляд потух, меж бровей залегла морщина. Более привычный Артём, но мне хотелось рядом того, который исчез в одно мгновение моими неосторожными фразами.

— Нет, прости, — я стала заламывать руки, он развернулся и пошёл прочь. — Подожди, Артём.

— Мне кажется, ты всё сказала.

В его голосе была тонна недовольства и обиды. Он стремительно уходил в сторону, куда тянул до этого меня — к набережной. Слабо горящие фонари худо-бедно освещали дорогу. Своего он добился — я спешно брела следом за ним, пытаясь догнать. Оставаться одной было страшно. Отпускать его туда, где возможно была опасность — страшнее вдвойне. Я шла следом и продолжала разговор с его спиной, но ответом мне было насупленное молчание. Любому терпению приходит конец, и моему бы пришёл, но раньше я споткнулась и улетела вперёд, успев выставить ладони, которые тут же разодрала в кровь. Теперь и мне стало обидно. В носу защипало, на глаза навернулись непрошенные слёзы.

Услышав грохот, Артём всё же внял моим мольбам, и как тигр одним прыжком оказался рядом.

— Прости, моя маленькая, моя хорошая, — он взял мои ладони в руки и стал выдувать налипшую пыль.

От его заботы я стала сильнее хотеть плакать. Как это зависело, я не знала, но мои слёзы вызывали в нём желание меня от них избавить, а его желание меня от них избавить вызывало всё больше слёз. Глупые человеческие инстинкты, которые я не могла контролировать. И он не мог. Шёл бы себе дальше.

— Не надо, — оттолкнула я его. — Иди себе. Тебе же нравится издеваться.

— Глупостей не говори, — мягко взял он меня под локти и поднял на ноги, стал отряхивать, словно маленькую девочку, коей и величал меня пару мгновений назад. — Я не этого хотел.

— А чего тогда? — я хлюпала носом и явно выглядела ужасно. Заплаканные глаза никого не красят.

Но он смотрел на меня не как на соплю, хотя мысленно именно сопливым пирогом я себя и представляла.

— Идеальное свидание.

— Это как?

Честно, вылезшая из пыльной ямы на разбитом асфальте, вся в слезах и с текущим носом, с оцарапанными в кровь ладонями, от вида которой меня мутило, напротив почти идеального парня, который видел мой позор и слышал бред, льющийся из моего рта, менее всего я считала, что я на идеальном свидании.

Он пожал плечами и глупо улыбнулся:

— Вот такой я дурак. Хотел устроить тебе классный вечер. Прекрасный ужин на берегу и при свечах, под плеск волн и музыки.

— Э… А где всё это?

— Я тебя туда не довёл, — потупил он взор и вздохнул. — Ты сопротивляешься.

— Я не знала, — мне стало так стыдно. За то, что испортила свидание, за то, что выгляжу как обитатель помойки. — Прости меня, Артём.

Он расхохотался.

— Мы с тобой как два по жизни виноватых. Извинение через слово, — он посмотрел на меня, и я улыбнулась в ответ.

Артём так умело передавал эмоции: то ли это его аура, то ли он владел техникой внушения. По любимому телевизору дяди Коли и такое рассказывали, подобные техники существовали, и по рассказу ведущего овладеть ими труда не составляло, нужно лишь позвонить им по номеру и записаться на курсы. Егор, пребывая в комнате с нами, тоже оказался невольным слушателей той передачи. «Чушь,» — сказал он нам, а сидящая на его коленях Леся поддакнула, и рассказал каким образом нехорошие люди делают деньги на доверчивых индивидах. Наверное, Артём легко мог сойти за такого нехорошего человека. Только мне хотелось верить, что Артём хороший.

— Пойдём? — он протянул мне широкую ладонь, я вставила в неё свою грязную. — Сюрприз отменяется, но свидание нет.

— Правда?

Может я и звучала наивно, но я всерьёз боялась, что всё происходящее шутка или сладкий сон.

— Сто пудов, — сказал мне он.

Я перестала бояться, он лучился уверенностью и осознанностью того, что делает. Эта уверенность магическим образом передавалась и мне, может через ладонь. Ведь наши ладони соприкасались и пальцы сплелись. Он не бежал, но вёл меня, ориентируясь на мой ритм. Широкий разворот плеч рассекал свежий речной воздух. Здесь не пахло рыбой, рыбаков в этой части порта никогда не бывало, да и сама вода не могла похвастать чистотой — ряды катеров и больших суден щедро насыщали воду химией. Но даже такая, она местами у берега цвела.

Мы остановились у одной из яхт.

— Я хотел, — Артём замялся, показывая на неё, — пригласить тебя прокатиться на яхту. Но подумал, что если мы выйдем в открытое речное пространство вдвоём, ты будешь думать, что я только одного и хочу, — он выразительно посмотрел на меня. — А я бы точно к тебе приставал.

— Охотно верю, — не стала я его разочаровывать, соображая, зачем он мне всё это говорит.

— Ты моя умничка, — потрепал он меня по голове. — Но я хочу, чтобы всё было… как бы сказать? Правильно? — спрашивал он у самого себя. — Да, я хочу, чтобы ты видела мою серьёзность. Заинтересованность.