Курт бессовестно толкает меня на кровать и словно мыс Свободы нависает сверху, а я жмурюсь, чтобы невзначай не увидеть, насколько низко сползла эта злосчастная махровая тряпка.

— Да внутри тебя ядерный полигон, амазонка. Хочешь, я разминирую этот склад взрывоопасного тратила? Только попроси, — произносит хриплым баритоном, и я непроизвольно издаю выдающий меня с потрохами стон.

— Нет, я…. У меня есть Олег, ты забыл? Я несвободна. Нельзя просто так взять… и разминировать склад, который тебе не принадлежит.

— Мне принадлежит любой склад, какой я только захочу.

— Всё ясно, снова вернулся мистер "неотразимость".

— О, этот парень никогда не уходит надолго, — рука скользит под рубашку пижамы. — К тому же ты обещала кузине родео за стенкой. Нехорошо обманывать детей.

Его горящий взгляд, непоколебимая уверенность и то, что Диана назвала бы брутальной самовитостью сулят, возможно, одну из самых горячих ночей в моей жизни. Разреши я ему стянуть сейчас полотенце, уверена, что потом мне бы точно было о чём вспомнить в далёкой старости, ибо таких мужчин даже в глубоком маразме не забудешь. Но я не могу. Не могу так подло поступить с Олегом.

Спасибо, мама, что воспитала из меня совестливую монашку и лишила лучшего секса в жизни.

— У меня есть мужчина, Курт. То, что я позволила этот поцелуй уже нечестно по отношению к нему. Это… подло. Но, если что, я не виновата — ты набросился на меня словно дикий зверь и не дал возможности возразить.

— О, да. Какие уж тут разговоры, когда твой язык столь дотошно изучал мой.

Он прав. Я целовала его сама. И с большим удовольствием. Боже, как стыдно…

— Давай спать. Скоро уже будильник прозвенит, — поправив пижаму, переползаю на свою половину кровати и словно гусеница кутаюсь по шею в одеяло.

Умоляю, умоляю, умоляю — надень трусы!

Раздаётся скрип уставших половиц, шуршание простыней под боком. Матрас мягко пружинит, когда он опускается на свою половину.

А ведь матрас мог бы пружинить сейчас в два раза сильнее под нами обоими…

Тридцать — это тот пограничный возраст, когда всё уже давно можно. Не юные пятнадцать, когда хочется, но нельзя; не зрелые шестьдесят, когда тоже всё можно, но уже не очень-то и нужно. В тридцать можно переспать с мужчиной без каких-либо обязательств и угрызений совести, а потом даже остаться с ним добрыми друзьями и крестить в будущем его детей. Это разумная и взвешенная цифра. Но у неё есть жирный минус — это мозг. В тридцать не спишешь опрометчивый поступок на гормоны, и измену ничем не оправдать. Пусть Олег и не совсем герой моего романа, а сегодня я это особенно остро осознала, но он не заслуживает быть рогоносцем. Я точно знаю, что не смогу потом вернуться обратно в Москву и делать вид, что ничего не произошло.

Да, поцелуй был, но если это и измена, то совсем чуть-чуть. Это же не считается, правда? Правда же?..

Мне казалось, что угрызения совести, переизбыток эмоций и сгусток тестостерона в полоуметре точно не дадут мне уснуть, но нет, едва я закрыла глаза, как тут же провалилась в глубокий сон…

Утро выдалось холодным и хмурым. С закрытыми глазами ковыляю до ванной, умываюсь, плету кривую косу и натягиваю высохшие джинсы. Вернувшись обратно в спальню, замечаю, что половина кровати Курта пуста. Аккуратно сложенное одеяло лежит поверх разглаженной простыни.

Его одежды тоже нигде нет.

Интересно, куда можно деться в чужом доме в пять часов утра?

Накинув через плечо ручку сумки, выглядываю в коридор — темно и тихо, все ещё спят. Стараясь не топать громко спускаюсь вниз и заглядываю в кухню — ни одного немца на горизонте.

Куда это он делся?

Завтракать нет ни малейшего желания, поэтому, я, выпив воды из-под крана и прихватив из вазы большое зелёное яблоко, бесшумно покидаю дом.

Рассвет только-только начал заниматься, но никаких радужных лучей и птичьих трелей. Тонкая бледно-розовая полоска на горизонте, мокрая трава под ногами и пронизывающий ветер. Зябко ёжась, обнимаю плечи руками и плетусь к брошенной у ворот машине. В душе теплится робкая надежда, что Ганс отирается где-то там, дышит свежим ледяным воздухом, например, он же парень со странностями, но возле машины его тоже нет.

Ни чёрт с тобой, обиженка! Иначе как ещё объяснить его побег под покровом ночи?

Теперь понятно, почему они войну продули. Трусы!

Сажусь в холодный салон, врубаю на всю печку и подогрев сидений, включаю музыку. Проезжая по узкой дороге мимо раскидистого дуба выискиваю глазами чёрный Харлей, но его нет, только следы от протекторов на подсохшей после вчерашнего ливня грязи…

Капитулировал, стало быть. Удрал. Ну и ладно, не больно-то и хотелось.

Что мы знаем о самообмане?

Например, поедая за завтраком склизкие мюсли мы пытаемся обмануть себя, что нам дико вкусно и сочный кусок пиццы нас совсем не прельщает. Или натягивая повыше корректирующее бельё, мы врём себе, что эти два лишних килограмма нас совсем не полнят и вообще не заметны. Или встречаясь с надёжным, но дико скучным мужчиной, мы искренне верим, что это то, что нам нужно, а приправа для отношений в виде страсти, бурных эмоций и сбесившихся бабочек это сказка для инфантилов.