Шрифт:
С учетом того, что бутылки были емкостью по 0.7 литра, эти, пока еще призрачные акции, определенно шли в гору. Помня, как эротично медсестричка ела шоколадные конфеты, я направился к нужному прилавку с внушительной теткой за ним.
Хрупкую надежду на то, что уже состоявшийся между нами консенсус совсем скоро перерастет в коитус, укрепили восторженные глаза Марины. Замеревшей, когда я попросил пергидрольную женщину за прилавком взвесить нам по килограмму конфет "Кара-Кум", "Трюфель" и "Белочка".
Насыпая конфеты в серые кульки, свернутые из гремящей как жесть, бумаги, продавщица смотрела на нас с неприкрытой классовой неприязнью. Мой бюджет рухнул еще на двадцать с лишним рублей. Однако откровенно завистливый взгляд, которым работница прилавка напоследок одарила стоящую рядом со мной мечту Кустодиева и Рубенса, подсказал мне, что к своей безнравственной цели я иду верным путем. Марина улыбалась..
Очевидно, в жизни торговой тетки не было мужика, готового ради нее за раз потратиться на три кило шоколадных конфет. И надо было видеть, с каким достоинством моя спутница рассовывала эти кульки в авоську.
Ничто так не сближает голодных мужчину и женщину, как совместное добывание и приготовление еды. Из гастронома мы уже вышли почти, что семейной парой. Со стороны, наверное, именно так мы и смотрелись. В правой руке я нес портфель и две авоськи с провиантом, а под левую меня уверенно подхватила та, которую я сейчас хотел более всего. Из того, что было доступно. Может быть, даже больше еды.
Мне очень понравилось, что войдя в квартиру, разувшись и сняв верхнюю одежду, Марина прежде всего прошла в ванную и тщательно вымыла руки. А ведь медработников еще и на наличие неприличных болезней регулярно проверяют, — дополнительным бонусом прилетела мысль. После мытья рук мечта поэта ожидаемо приступила к обходу квартиры и выяснению, чья это жилплощадь и кто я в ней. Моя версия соответствовала действительности. Квартира родственницы, которая попросила меня присмотреть за ней, пока она живет у брата.
— Везет тебе! Умеешь ты, Сергей, устраиваться в жизни — то ли похвалила, то ли укорила милицейская медсестра.
— Умею, — отрицать очевидное было глупо, — Но не дай бог такого везения даже врагу! И, вообще, пошли на кухню, там колбаса и вино стынут, ты же есть хотела, — поторопился я перебить недоумение, вспыхнувшее в глазах девушки.
— Тебе, душа моя, вредно голодать, твоя замечательная фигура запросто может испортиться. Не дай бог такому случиться, как мне потом с этим жить?!
— Пошли, — не стала упираться приличная девушка.
И пока я возился со штопором и бутылкой, она сноровисто и тонко нашинковала сыр с колбасой, красиво разложив нарезку на тарелках. И даже хлеб она порезала как-то затейливо, тонкими треугольниками, а не обычными ломтями, как до этого делал я. В холодильнике нашлись помидоры и огурцы, а также всякая зелень.
По тому, как Марина пренебрегла зеленым луком и перьями чеснока, оставив их в холодильнике, я понял, что, как минимум, поцелуи сегодняшней программой предусмотрены.
Стол не был обильным, но и скудным он не выглядел, а потому с омлетом мы решили не заморачиваться. Тем более, что в бокалах уже было вино, а колбаса, красиво разложенная на тарелке, судя по ее виду и одуряющему запаху вполне соответствовала своей немалой цене.
Для идеального натюрморта не хватало только цветов, в чем я простодушно и повинился.
— Ничего, — отмахнулась моя гостья, — Я девушка не капризная. Ведь ты же исправишься?
— Исправлюсь, — подтвердил я, с уважением взглянув на пышную красотку. При своих и без того немалых достоинствах, она и вопросы умела формулировать так, чтобы получать нужные ей ответы.
— А кто эта женщина? — Марина остановилась перед портретом Сони, стоявшем в центре журнального столика.
Я замер. Совершенно точно понимая, что, если она сейчас возьмет его в руки, то я не смогу удержаться и наговорю грубостей. Она не взяла. Я отмер.
— Жена! — это слово вылетело быстрее, чем я успел что-либо подумать, хотя до этого я ни разу не называл Соню женой. Даже мысленно.
— Когда ты успел? — улыбка Марины заметно угасла, — Где она? У мамы? — девушка с видимым усилием вернула на лицо жизнерадостность.
— Наверное. Я на это надеюсь, — ответил я, — Пойдем за стол.
— Как это, «наверное»? — пропустила мое приглашение мимо ушей Марина, — Ты, что не знаешь, где сейчас находится твоя жена? — без явного злорадства ухмыльнулась она.
— Как не знать, знаю, на кладбище. Умерла она. В августе прошлого года. — ответил я и больше не дожидаясь гостью, сел за стол.
Марина охнула, прикрыла рукой рот и обернулась к портрету, вглядываясь в него уже по-другому, как-то уж очень внимательно.