У неосвещенного проулка во двор двое мужчин курили и хохотали над неприличными анекдотами, оглушая спящую округу. Мимо них, под их неприятными, оценивающими, липкими взглядами я свернула в проулок.

Двор по обыкновению чопорно-сдержанный, чистый, образцовый. Все здесь дышит показным приличием. По плитам дорожки, мимо аккуратных цветочных клумб, подошла к подъезду. У меня закружилась голова. Не хватит сил подняться домой, подумала я, представив широкие лестничные пролеты. Решив, что от ночной свежести мне станет легче, я села на ступеньку. Задрожав от холода, плотнее запахнула на себе тонкую кофточку. Закрыла глаза, прислонилась горящим лбом к стене.

– Задохнусь. Умру прямо на этом месте, – произнесла я, забываясь в болезненном жару. – Умру прямо под их ногами. Я человек. Плоть и кровь. Сердце и душа. Больно мне так же, как и всем остальным. Невозможно так жить дальше. Но не в силах вырваться из жизни этой. Погибаю я.

– Явилась, – безумно проревела тетя Люся над проулком.

Ее визгливый голос вырвал меня из обволакивающего сна. Оперевшись на пыльную ступеньку, поднялась на ноги. Сделала несколько нетвердых шагов, подняла голову к нашему балкону и обмерла на месте.

Дома, зажавшие клочок двора, распирало от людской мощи, точно ей тесно было в стенах их, точно они едва могли сдержать ее. Дома гудели и стонали под силой ее. В каждом окне, на каждом балконе люди. В пижамах, ночных рубашках, халатах и прочей домашней одежде. Высовывались из окон. Перегибались через перила балконов. Кричали на меня. Яростно спорили, перебивая друг друга, топая ногами, размахивая руками, уходя с балконов в комнату и возвращаясь. Подслушивали, что говорят на соседнем балконе. Презрительно меня оглядывали, фыркали. Хохотали, показывая на меня пальцем. Говорят лишь обо мне. Исключительно дурно.

Я утонула в безумном переплетении голосов и звуков: плач детей, подлый нетерпеливый шепот женских сплетен, раскаты мужского смеха, ворчание старух, хлопание открывавшихся окон и балконных дверей.

– Михаил Сергеевич, какие глупости вы говорите! – рассмеялся над проулком звонкий девичий голос, пусть и не громкий, но отчетливо расслышанный среди других голосов. И продолжил мне на ухо, мягко и лукаво растягивая слова. – С математикой у тебя всегда не ладилось. Но в выпускном классе ты могла и вовсе не сдать экзамен. Мама настояла на дополнительных занятиях. Репетитора нашли быстро. Его посоветовала соседка тетя Люда, как своего племянника, очень талантливого молодого человека и преподавателя местного университета. Так и вы познакомились. Два раза в неделю последние полгода выпускного класса ты приходила в университет. Вы находили свободную аудиторию и готовились к экзамену. Ох, Михаил Сергеевич. Серые умные глаза. Острая насмешливая улыбка. Он много курил. Очаровательно шутил. Интересовался всем на свете. Знал сотни презабавных историй. И был женат. Когда-то ты была им всерьез увлечена, хоть и уверяла всех в своем полном равнодушии к нему, неужели не помнишь?

Я тотчас обернулась в ту сторону, откуда доносился голос. Изумленная, испуганная попятилась назад, крепко прижав к груди сумку. Не могла поверить глазам и ушам своим. На крохотном балконе, заваленном соседским старьем, стояла я. Семнадцатилетняя. В белом летнем платье. Самом любимом. В моих волосах был повязан мамин цветастый платок. Рядом, облокотившись на ограду балкона, стоял Михаил Сергеевич в черной футболке и темных джинсах. Как в тот вечер, в начале мая. На крыльце нашего университета.

Голоса разом смолкли. И лица повернулись к тому балкону с жадностью жестокой, ненасытной, звериной.

– Только вы смеялись, но вновь грустите. Вновь серьезны. Глаза ваши проникают в бездонную темную гладь неба, точно желают помериться с ним мудростью. Вы красивы. Но красота ваша не пустая. Бывает, смотришь на человека, а красота в нем вся на поверхности. Нет кроме этой внешней красоты в нем ничего. Ваша другая. Поражающая в самое сердце. Красота вашей мятущейся, гордой, упрямой души в чертах вашего лица. В вашем пронзительном взгляде. В том, как вы поворачиваете голову, когда как сейчас, смотрите на меня. Вы хотите мне что-то сказать?

– Да, хочу… Знаете… Михаил Сергеевич, знаете, есть слова, которые нельзя не сказать. Не скажешь их, и потом жалеть будешь… Знакомы мы полгода, но я точно знаю вас очень давно. Я очарована вами безмерно. Умом вашим. Легкостью. Но легкостью лишь видимой. За ней внутренняя сила, характер, принципы. Тянется во мне что-то к вам до щемящей тоски. Я думаю о вас, и мое сердце сжимается в тоске этой. Сердце волнуется, трепещет. Точно в вас жизнь. Точно в вас счастье. И ваши слова откликаются в моем сердце. Точно я безошибочно понимаю вашу душу. На многое мы смотрим одинаково. Вы что-то очень понятное, родное и близкое, хоть и столь не похожи на меня.

Меж нами нет ничего дурного. И быть не могло. Вы любите жену и сына. В следующем месяце уезжаете в столицу. Вы достойны большего, чем быть преподавателем в провинциальном университете. Вас ждет великое будущее.

А у меня свой путь. Я закончу школу. Поступлю в театральное училище. Стану актрисой. У меня чудесная мама. Я берегу ее всеми силами. Лучший друг Федя. А еще я много мечтаю.

Михаил Сергеевич, я долго сомневалась, говорить ли вам о своем чувстве. Вы женаты. Вы и ваши чувства принадлежите вашей жене. А я бы никогда не позволила себе влезть в чужую семью. Внести в нее грязь. Даже в мыслях отвоевать себе человека, который мне не принадлежит. Даже в мыслях надеяться на чувства, которые мне не принадлежат. Похожее коснулось моей семьи. Но дело не в том. Мне чужда вся эта грязь.