Алёнка тогда была очарована и казалось, даже влюбилась. Да и не влюбиться было невозможно. Красивый он, остроумный и жутко колючий, но от того еще более милый. Его хотелось потрепать по волосам, как ребёнка, чтоб рассмешить и сбросить всё наносное. А то, что этот его видок «я вас всех на хэ вертел» – наносное, Алёнка даже не сомневалась, хотя сама не понимала, откуда была эта уверенность. Просто чувствовала и всё.

Бывает такое: встречаешь человека и сразу понимаешь, что он «твой», и тебе с ним как-то легко и комфортно. Вот и Алёнке, несмотря на ершистость соседа, было с ним легко, как если бы они знали друг друга много-много лет. Хотя поначалу Глазкова, конечно, немного смущалась, поняв, что увлеклась, но как-то школьные проблемы быстро вытравили из её головы всякую романтическую дурь, что, пожалуй, было только к лучшему. Олег совершенно не годился в кандидаты на звание «первая любовь», уж больно заносчивый.

– Какого еще соседа? – меж тем недоуменно смотрит на неё мать, уперев руки в бока.

– Ну, Олега со второго этажа, – нетерпеливо поясняет Алёнка и, надев кроссовки, спешит к двери, не взирая на то, что Ольга Андреевна ещё своего согласия не дала.

– Алёна, если он не согласится, не вздумай пойти одна, иначе я тебя прибью! – строго предупреждает она, вызывая у Алёнки едва заметную улыбку.

– Хорошо, мам, – послушно отзывается девушка и мчит на второй этаж, хотя ей не по себе от необходимости просить малознакомого парня о помощи. Алёна вообще это себе слабо представляет.

Кому надо тащиться куда-то на ночь глядя, искать чужого брата, а то и отбивать его у каких-то типов? Понятное дело, никому. И с вероятностью в девяносто девять и девять десятых процентов Глазкова предсказывает отказ, но ради Лёшки она готова и попросить, и отказ получить, а то и ещё что похуже.

Оказавшись у нужной двери, немедля ни секунды, Алёна решительно нажимает на звонок. В глубине квартиры слышатся мягкие шаги. Вскоре дверь открывается, и Алёнку окутывает лёгкий, цветочный аромат какого-то чистящего средства вперемешку с чем-то аппетитным, отчего девушка рефлекторно сглатывает, а пустой желудок издает урчащий звук, да так громко, что, если бы не работающий на заднем фоне телевизор, по которому идет футбольный матч, хозяйка квартиры услышала бы, что Алёнкин желудок не прочь оценить её кулинарные таланты.

– Алёнушка, – удивленно приподнимает Вера Эдуардовна идеальной формы бровь, но тут же приветливо улыбается и приглашает в дом. – Проходи, детка.

– Э-э… здравствуйте, Вера Эдуардовна, спасибо, – растерявшись, смущается Алёнка еще больше. Она почему-то думала, что дверь откроет Олег.

– Что-то маме понадобилось? – подсказывает Гладышева девочке, заметив её растерянность.

Алёнка только открывает рот, чтобы всё объяснить, как из соседней комнаты раздается дикий мужской вопль:

– Да куда ты пасуешь?! Ну, что за покойники?!

Глазкова от неожиданности вздрагивает. Вера Эдуардовна же, закатив глаза, качает головой.

– Лига чемпионов, – поясняет она с улыбкой. Алёнка понимающе усмехается.

Если бы отец не работал допоздна, тоже бы сейчас орали с Лёшкой на весь дом, вызывая у них с мамой недоумение и улыбки. Наблюдать за этим цирком без смеха и слез просто невозможно. В такие моменты Алёнка очень сильно сомневалась в адекватности сильной половины человечества. Бесноваться из-за того, что мячик по полю туда-сюда катается? Ну, не дебилизм ли? Всё-таки мужчины – такие дети. И Алёнка была теперь на все сто процентов уверенна, что ребёнка в лице Олега Гладышева она ни за что не оторвёт от ящика, но уйти, не попробовав, все же не могла, ибо где-то сейчас дорогой её сердцу «ребёнок» был окружен какими-то сволочами.

– Вера Эдуардовна, я к Олегу пришла. Не могли бы вы его позвать, – преодолевая неловкость и смущение, произносит она.

– А-а, ну, конечно, – не скрывая удивления, кивает мать Олега и идет в зал, сообщить сыну о гостье, гадая, что той могло понадобиться, да еще в такой час.

Вроде бы в друзьях и, уж тем более, девушках она у сына не числилась, хотя кто этого паразита знает, таскается безбожно.

Ну, она ему устроит, если он с малолеткой связался. Девочке ведь, наверное, даже семнадцати нет. Еще, не приведи господь, посадят!

Не подозревая, какой резонанс вызвала у женщины, Алёнка без особого интереса оглядывается вокруг. Да и что можется быть интересного в «Сталинке» среднестатистической семьи?

Тот же темно-коричневый трельяж советского образца, что и у повального большинства в прихожей, те же фотообои из восьмидесятых и, конечно же, главный элемент декора в квартире любого приличного россиянина – цветастый ковер на стене в спальне прямо по курсу. Всё-таки одной декларацией от «Совка» не избавиться. От столь странного направления мыслей ее отвлекает голос Веры Эдуардовны.

– Сынок, к тебе пришла Алёна.

– Какая еще Алёна? – раздается недовольный голос Олега, отчего у Алёнки внутри всё обрывается. Стыдно так становиться и неловко, что хочется сквозь землю провалиться.

– Соседская.

– А что ей надо? – недоумённо уточняет он, окончательно убивая в Глазковой всякую решимость.

– Олег! – шикает на него Вера Эдуардовна, видимо, что-то показав жестами, так как, не сказав больше ни слова, Гладышев выходит из зала.

Алёнка, сцепив дрожащие от волнения руки, радуется, что в прихожей довольно тусклое освещение. Её лицо горит, словно ошпаренное, и на щеках наверняка разливается яркий румянец, выдавая смущение с головой. Пожалуй, ей было бы легче в одиночку разобраться с Лёшкиными обидчиками, чем просить чужого человека о помощи. Но разве она ищет легких путей?!