– Так точно, товарищ прапорщик.

– Всё, давай, занимайся.

– Есть. Учебная рота, становись! Равняйсь! Смирно! По направлению курилки, с места шагом!.. Марш!

– А где курилка-то? – выкрикнул из строя Отцепин.

– За мной идите, – ответил Анукаев.

Курилка находилась за углом столовой и представляла собой пятачок с центром в виде урны, которая по сути своей была просто неглубокой дырой в земле. Вокруг урны располагались лавочки, на которые при желании можно было присесть.

– На месте!.. Стой! Слева в колонну по одному в курилку марш!

Мы зашли в курилку и расчехлили сигареты. У большинства из нас они остались в сумках, а сумки мы сдали Грешину, поэтому нам приходилось стрелять сиги у тех, кто вчера предусмотрительно переложил пачку-другую в карман кителя. Курили почти все, за редкими исключениями. Первая сигаретка с утра, как водится, вштыривала. Ноги становились ватными, голова плыла, а тело как будто бы забывало обо всех усталостях и тяготах: минувших и ещё только предстоящих. Хорошо-о!

Анукаев тоже курил. Когда докурил, скомандовал:

– Учебная рота, заканчиваем перекур, выходим строиться!

Те, кто уже закурил вторую сигарету и не хотел с нею расставаться, в спешке давились драгоценным дымом. От этого бедолаг совсем расколбашивало, и в строй они вставали шатаясь, точно ковыль на ветру.

– Ух-ты, бля-я! – упал в строй обкурившийся Батонов, успевший вдохнуть две с половиной сигареты, которые он стрельнул у Голецкого.

После перекура мы вернулись в казарму и построились на центральном проходе, не снимая бушлатов. Нам было велено стоять и ждать прапорщика Грешина. Мы стояли, потели и ждали.

В конце концов, он вышел к нам и объявил:

– Значит, щас, чтобы вы, долбоёбы, не путали свои вещи с вещами дъуг дъуга, как в детском саду, вам нужно будет их пъоклеймить. Начнём с бушлатов и ъемней. Пеъчатки и кашне, я надеюсь, вы спиздить дъуг у дъуга не догадаетесь. Ъядовой Зублин сейчас ъаздаст вам замазку. Этой замазкой вы на внутъенней – НА ВНУ-ТЪЕН-НЕЙ!!! – стоъоне бушлата пишите свою фамилию. Не къупно и не мелко – ноъмально, чтоб можно было пъочитать. Вопъосы?

– Никак нет!

– Тогда впеъёд.

Нас познакомили с новым персонажем – рядовым Зублиным. Как и Анукаев, он тоже носил камуфляжную форму, отличавшуюся по своему виду от нашей. Понять, что Зублин за человек такой, пока он раздаёт замазки, было нельзя. О его характере мы могли только догадываться по чертам его лица. А лицо было вроде нормальное.

Мы проклеймили бушлаты и повесили их в шкафы для верхней одежды. После нас снова построили на центральном проходе, на этот раз – напротив какого-то кабинета. Мы по одному заходили в кабинет и представали перед прапорщиком Грешиным, сидевшим в окружении чёрных сумок с белыми звёздами – наших сумок. Наши личные вещи, оставшиеся там, его не особенно интересовали. Интересовало его наличие в них того, чем нас должно было обеспечить государство на сборном пункте: несессер, кружка, ложка, мыло и мочалка.

– Так, а где мочалка? – спрашивал Грешин Отцепина.

Отцепин тщательно осмотрел уже пустую сумку, потом кучу своих вещей на столе у прапорщика. Мочалки там не было.

– Где? Мочалка? – ещё раз спросил Грешин.

– В проёбе, товарищ прапорщик.

– В пъоёбе? ТЫ С МАМОЙ ТОЖЕ ДОМА ТАК ЪАЗГОВАЪИВАЕШЬ, «В ПЪОЁБЕ»?!! КАК ЖЕ ТАК ВЫШЛО-ТО??! ТЫ ГДЕ ПОМЫТЬСЯ УСПЕЛ, МУДАК??!

– Товарищ прапорщик, ну я типа… не могу знать.

Грешин вздохнул.

– Так, складывай всё назад и иди нахуй отсюда. Следующий!

Тем из нас, у кого были припасены сигареты, разрешили взять по пачке. Часть еды, оставшейся с поезда, нам скормили на обед. То, что мы не смогли съесть, скормили кому-то ещё. Прапорщик очень трепетно относился к продуктам питания, и поэтому вся пища, находившаяся в его ведении, так или иначе уходила в чей-то желудок.

После обеда мы снова покурили, и это было прекрасно.

Потом мы стали клеймить всю одежду, которая была на нас, и теперь мы делали это как положено. Мы чертили специальные рамочки, в одну из которых вписывали номера своих военных билетов, а в другую не вписывали ничего. Так мы поступали со всеми элементами одежды, кроме носков, перчаток, кашне и казарменных тапочек. На тапочках разрешалось поставить только номер кровати и где-нибудь сбоку ручкой подписать фамилию.

Этой хренью мы занимались до ужина. На ужин была рыба с капустой. После ужина был перекур, и был он прекрасен.

Вслед за этим нас завели в казарму и построили на центральном проходе. Мы стояли и смотрели, как Грешин даёт распоряжения своим солдатам в камуфляжной форме.

– Значит, щас. Ъассаживаете их в дОсуга или в классе, вводите в стъой. Пусть учат систему званий, объащение к стаъшему по званию… КАК «СПАСИБО» ГОВОЪИТЬ ПУСТЬ НАУЧАТСЯ БЛЯДЬ!! Потом по ъаспоъядку. Это понятно?