Помыв полы, мы распределили время ночного бдения на тумбе. Я пошёл стоять первым. До полуночи сержант Кыш, которого вдруг пропёрло поговорить с солдатнёй, расспрашивал меня о моём прошлом.

– А правда, говорят, ты в музее порнухи работал?

– Ну, как работал…

– И чё там? Чё там такое-то? Прям хуй-пизда что ли?

– Ну, типа того.

Разговор длился какое-то время. Потом сержант Кыш спросил, не хочу ли я занять вакантное место писаря в его роте после КМБ. Мне было радостно это слышать, и я дал предварительное согласие. В любом случае, КМБ наше только начиналось, и до его конца оставалось ещё долгих три недели.

Глава 5

Следующий день был ознаменован визитом в роту капитана Максимушина. Когда он пришёл, я стоял на тумбе, и мне посчастливилось подать в его честь торжественное и громогласное:

– СМИРНО!!!

– Фу, блядь, воняет как в свинарнике. Вы чё их, не моете? – спросил Максимушин подскочившего к нему рядового Бруса.

– Так это… товарищ капитан, ну… баня по субботам, как положено.

– Баня-ебаня!

Максимушин прищурился и испытующе посмотрел на Бруса.

– Так… так точно, товарищ капитан.

– Доклад где твой? – спросил Максимушин.

– А… кх-м… Товарищ капитан, за время вашего отсутствия происшествий не случил…

– Вольно.

– ВОЛЬНО!!! – продублировал я, всё так же торжественно и громогласно.

– Хули ты так орёшь?! – возмутился Максимушин.

– Виноват, товарищ капитан! – ответил я.

– Хуи-новат!

Я был очень рад, что после своего пассажа он не удостоил меня испытующим взглядом. Иначе я был бы уничтожен.

Максимушин знакомился с ротой, пока я стоял на тумбе, а двое других дневальных шуршали мётлами и швабрами где-то в районе комнаты досуга с ударением на первый слог. Дело было после завтрака. Максимушин ходил по центральному проходу взад-вперёд, заложив руки за спину и выгнув грудь колесом, и вещал о недалёком будущем.

– Имейте в виду, ёптеть. Скоро у вас присяга. Через три недели. Где-то в середине января. Важнейший момент в вашей уёбищной жизни, ёптеть. Приедут ваши мамки-шмамки, будут на вас смотреть. И если вы не сможете торжественным маршем пройти как положено, вы опозорите не только себя как военнослужащих, но и всю часть. За такое кара будет жестокой. Это понятно?

– Так точно! – отозвался строй.

– Хуёчно, ёптеть!

После этой пламенной речи и ещё нескольких других пламенных речей Максимушина, учебная рота отправилась сбивать ноги о плац до самого обеда. Максимушин тоже ушёл, и в расположении остался только наряд во главе с дежурным Брусом. В помещениях был наведён полный порядок, и настало время нам делать вид, будто мы чем-то заняты. Другой свободный дневальный и я взяли с собой одну метлу на двоих и спрятались в спальном расположении. Там мы сидели на прикроватных табуретах и ловили момент.

– Триста пятьдесят шесть.

– Ага.

– Даже по сути триста пятьдесят пять: сегодня можно уже не считать.

– Ага.

– Быстро всё-таки в наряде время пролетело.

– Угу.

– Как-то даже и не заметил. Хопс, и уже обед. А там и ужин. А там и отбой.

– Н-да.

– Завтра втухать на строевой будем.

– М-де.

– В наряде по сравнению с этим ништяк, всё-таки. Весь день в тепле, одеваться-раздеваться не надо. Строем в столовку даже не надо ходить!

– Ага.

– Да чё ты всё «ага» да «ага»?

– Не знаю. Тоскливо мне как-то.

– Накатило?

– Ну.

– Бывает. На меня тоже иногда накатывает.

– Да на всех накатывает, я думаю. Даже вон, на Батонова. Но ничё. Дослужить-то уж надо, раз начали.

– Ага.

В шесть часов вечера наш наряд закончился. На наше место заступили трое других ребят, сумевших выучить обязанности, а Бруса на посту дежурного по роте сменил рядовой Зублин.

Во время вечернего перекура после ужина мы почувствовали себя настоящими звёздами. Все сгрудились вокруг нас, точно паства вокруг прорицателей, желая узнать подробности о наряде. Что это вообще? Как это? Что нужно делать? Легко ли? Каково стоять с Брусом? И всё такое. Мы отвечали на всё, едва успевая курить.

Я обратил внимание на Голецкого, который всё это время стоял в стороне. Ему, похоже, наша мудрость была до фонаря, и разбираться он ни в чём не желал.

По возвращении в роту мы снова были усажены в комнате досуга для занятия всякой хренотенью и выслушивания историй рядового Зублина, который вместо того, чтобы нести службу в наряде как положено, предпочитал провести время в нашем обществе.

– Ну чё, пацаны, сколь до дома?

«Ну, начинается», – думали на это мы.

И так весь вечер.