Линдгрен Астрид
Шрифт:
– Как ты думаешь, найдется кто-нибудь на свете, кроме нас, кто влип бы в такую чудную историю?
– спросил он.
– У нас - мешок, полный серебра, и мы ничегошеньки не можем с ним сделать. Ну ничегошеньки!
Понтус согласился, что это - чудно! Началось все так хорошо, а кончилось так плохо. Может, им лучше было бы остаться дома в своих кроватях. Понтус зевнул; именно сейчас он почувствовал, как прекрасно спать в кровати.
Он похлопал Расмуса по плечу:
– Пожалуй, пойдем домой и ляжем спать?
– Да, пожалуй, - сказал совершенно убитый Расмус.
Жалко было видеть его таким печальным; Понтусу очень хотелось утешить его, хотя бы немножко. И внезапно он вспомнил: фотография Крапинки! Хоть что-то хорошее они, во всяком случае, сделали.
– Послушай, Расмус, отгадай, кто скоро отдаст Крапинке ее фотографию?
– живо спросил он.
Но Расмус снова покачал головой:
– Во всяком случае, не мы! Ты что, не понимаешь? Нельзя нам докладывать, что мы были дома у Йоакима сегодня ночью; тогда подумают, что это мы стибрили серебро, неужели до тебя не доходит?
Понтус стоял как пришибленный… До чего же абсолютно во всем неудачна их спасательная экспедиция!
– Ты прав! Мы ничегошеньки не можем сделать. Только, как сказал Альфредо, прикусить свой язык…
Глава седьмая
Он не хотел просыпаться. Он абсолютно не хотел просыпаться. Но отец держал его за ноги и вертел то вниз, то вверх головой… Какой уж тут отдых!
Кроме того, мама стояла рядом и щекотала ему пятки, отчего лучше не становилось. С трудом открыв глаза, он недовольно разглядывал перевернутый, кувыркающийся вокруг него мир.
– Проснись, Расмус, - смеясь, говорила мама.
– Ты не собираешься сегодня в школу?
Отец опустил его на пол.
– Подумать только! Какой все-таки удивительный сон у ребят, - сказал он.
– Этот мальчик спал со вчерашнего вечера, с восьми часов, и почти невозможно пробудить его к жизни.
«Нет, потому что я не хочу просыпаться, - думал Расмус.
– Не хочу просыпаться и вспоминать, что случилось с Глупышом».
– И ты даже не выходил еще с Глупышом, - сказала мама.
– А где вообще Глупыш?
– Не знаю, - пробормотал Расмус.
– Может, он в комнате у Крапинки, - сказал папа.
– Крапинка, Глупыш у тебя?
Из комнаты Крапинки прозвучало мрачное «нет!».
– Какой негодник, значит, он снова выпрыгнул в окошко!
– возмутилась мама.
– Расмус, мне кажется, тебе надо как следует поставить его на место, когда он вернется домой.
«Поставить его на место», - сказала мама. О, если б она только знала! Если бы Глупыш вернулся домой живым, он попросил бы у него прощения за каждое грубое слово, сказанное ему, и накупил бы ему мясного фарша на все карманные деньги, и никогда, никогда, никогда, ни на минуту не оставлял бы его одного, даже если бы пришлось бросить школу.
Но он не мог сейчас же бросить школу; сегодня ему все равно придется пойти туда, как ни тошно ему сидеть в классе целый день, думая о Глупыше, да еще не поседев при этом!
Крапинка уже позавтракала, когда он вышел в кухню, но по-прежнему сидела за столом, мрачно глядя перед собой; подумать только, что она может так ненормально страдать из-за этого Йоакима… Ведь он же все-таки не песик!
Вообще-то Расмус не в силах был думать о ее горестях, ему достаточно было своих собственных, бесконечно более ужасных.
Но папа был весел как всегда. Он поджаривал хлеб и распевал во все горло:
В городе Экшё, в Реннской долине, о, о, о,
каждая девица на качелях взмывает так легко,
халли-дайен, халли-халли-да…
Расмус с упреком посмотрел на него: не подобает так распевать, когда Глупыша нет. Но папа этого не понимал. Он переводил взгляд с Расмуса на Крапинку и с Крапинки на Расмуса.
– Что, собственно говоря, здесь… продолжается отчетное собрание «Общества придурков», или что это такое?
Он подбадривающе толкнул Расмуса:
– Ты беспокоишься о Глупыше? Спокойнее! Полицейский корпус Вестанвика - в состоянии величайшей боевой готовности. Глупыш все равно что схвачен!
Как раз в эту минуту в тамбуре зазвонил телефон. Мама взяла трубку.
– Патрик!
– закричала она.
– Старший полицейский хочет говорить с тобой!
Папа поднялся из-за стола:
– Что ему понадобилось в такую рань? «Спорим, я знаю, в чем дело!» - подумал Расмус и стал прислушиваться, ушки на макушке.