– Тата, они ж погане, нечистые! – Ахнула Мирослава.

– Да где там нечистые?! – Беспечно отмахнулся пан Януш. – Впрочем, если тебе так надо… Вот выйдешь замуж за Боруту, отмоешь, как захочешь. Будет почище любого шляхтыча.

Мирося только покачала головой, удивляясь отцовской вере в лучшее. Поэтому решилась задать еще один вопрос.

– Тато, а что же теперь будет. Если храмовник узнает? И все…

– Да знает он. – Пан Януш недовольно поморщился, вспоминая непростой разговор. – Знает, и все отлично понимает. Ему, знаешь ли, тоже не в радость, когда уже почти готовую святыню в головешки превращают. А на остальных не смотри. Самым говорливым храмовник обещал напомнить, сколько поган увидело свет Творца вслед за святыми женами. А самым непонятливым растолкуем мы с Гжесем.

В общем, Миросько, ты поменьше о таких делах думай, без тебя кому подумать есть. – Закончил пан Януш беседу, которая стала принимать очень уж непростой оборот. – Твое дело – приданое готовить да о женихе вздыхать. Марш к матери!

Мирослава спорить не стала. Она понимала, что отец и так рассказал ей больше, чем пояснил бы той же Марыле или любой другой из сестер. Видно, ему и правда было очень-очень нужно, чтобы она поладила со своим ядзвинским женихом.

– А как ты с ним поладишь, когда его нет? – Ворчала Мирося, направляясь по тропинке ко входу в поместье. – Я его хоть раз до свадьбы увижу, или так и будем друг про друга сказки слушать?

Во дворе ее тут же подхватила пани Малгожата, потерявшая дочку. Услышав, что та была с отцом, не стала ругать, но все же отправила обратно в светелку.

– Хватит уже, набегалась. – Ворчала пани Малгожата, придирчиво оглядывая Миросю и вынимая из волос случайно зацепившийся листик. – Шляхетная панна, а бегаешь по лесам, словно ядзвинка… – Пани Малгожата осеклась, поняв, что сказала глупость. Но виниться перед враз побледневшей дочерью не спешила. – Значит так, нечего бездельничать. Приданое еще не все дошито.

Следующие две недели прошли почти спокойно. Прослышав о двойном сватовстве, несколько соседей приезжали поздравить (заодно, и сплетни свежие узнать). Но усадьба пана Януша всегда славилась своей хлебосольностью, так что врасплох никто никого не застал. И сплетен особых не услышал.

Пани Малгожата только качала головой: «Воля мужа в доме, что воля Творца». А сам пан Януш и подавно не давал сбить себя с толку.

– Просватали? Да, просватали. А чего ж не просватать, если дом богатый и род старинный?

– Погане? Ну, наши пращуры, говорят, тоже поганами были. Пока князь на королевишне с южных земель не женился. А вот сын уже их поганином не был. Так что вера, она такое дело… наживное.

– С чего они вообще во двор заявились, ядзвины эти? Дак, говорил же, жеребчиками-однолетками хотели с соседом сменяться. Орденцы, песиголовцы, полтабуна разокрали и разогнали. Все заново начинать надо.

– Чего пана Ахрима не спросил? А ты знаешь, сколько он за случку со своим фризским дерет? Видит Творец, у орденцев свой табун обратно выкупить, и то дешевле будет…

То, что пан Януш, за словом в карман не лез никогда, новостью не было. Но то, что он и не собирался ни отнекиваться, ни темнить, любителей свежих сплетен очень огорчило. Ну какое, скажите, удовольствие, пересказывать под большим секретом новости соседям, если завтра или послезавтра они обо всем узнают из первых уст?

Ни Миросю, ни Марысю, понятное дело, гостям не показывали. Просватанные панны сидели в светелке и старательно шили приданое. Тем более, до Марылиной свадьбы оставалось всего-ничего.

– Соколувский – не дурак! – Шептались некоторые соседи. – Он-то молодому Ясновскому и добра выслал, и холопов на обзаведение. А теперь его дочка на том добре хозяйкой и сядет, потому как Ясновскому отказать теперь неловко.

– Да они давно уже сговорены были. – Возражали те, кто получше знал обе семьи. – Опять же, то добро, то он Лукашу в Ясновку отправил, давно не в счет. Небось, приданое все равно давать придется, честь по чести. Так что не выгадал ничего пан Соколувский, а вдвойне потратился.

Мало-помалу, страсти улеглись. Соседи нашли новые поводы поговорить и все, казалось, успокоилось. Ровно до того дня, когда пан Соколувский со всем семейством не явился в храм. Был большой праздник, святыня была украшена ветками цветущих деревьев и зеленью. Служба еще не началась, поэтому со всех окрестных поместий на площадь перед святыней стекался народ.

– Ядзвинова! Ядзвинова идет! – Раздались шепотки в толпе, стоило Миросе вслед за матерью и сестрой выйти из брички.

Сами шепотки мало кого бы задели. Мало ли о чем вздумалось людям поболтать? Новая лента, дорогие бусы или, наоборот, штопанная юбка… Всегда найдется что-нибудь, за что можно зацепиться бабьим языком. Но вот то, что при виде ее матери стали хватать детей и прятать их, осеняя знаком Творца, ранило Миросю в самое сердце.